Отправлено: 23.01.07 12:53. Заголовок: ЗВ: "Мертвецы". Палпатин/Оби-Ван, NC-17, ангст/ромэнс, AU, мпрег. Закончен - 26.02.

Автор: Сехмет (cexmet@inbox.ru)
Название: Мертвецы
Фэндом: Звездные войны
Пейринг: Палпатин/Оби-Ван при участии прочих
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст/ромэнс
Предупреждения: наглые AU и ООС на уровне канононаплевательства; мпрег, смерть персонажей, что-то вроде групповушки и некрофилии, а также мистика и психозы. Фэнонщина через два слова на третье, постмодернизм, влияние джиало, вялая попытка стилизации, предсказуемый сюжет. Хэппи-энд. Да, и курящий Оби-Ван, кстати. Вы еще здесь?
Дисклеймер: все принадлежит Лукасу, Стоверу, Павичу, Шьямалану, Томасу и многим-многим другим. Я просто бедный кролик.

 Отправлено: 23.01.07 12:54. Заголовок: Re:

МЕРТВЕЦЫ

Не обманывай себя: не лампа даёт больше света – просто тьма вокруг тебя сгустилась.

Пауль Целан


Истинная сущность проявляется со временем, точно настоящий материал – из-под стершейся позолоты.

I.

– Как жаль, что я слишком стар и немощен, и не могу доставить тебе и половины того удовольствия, что ты заслуживаешь.
У верховного канцлера длинные и гибкие пальцы, ухоженные ногти, а три глубокие линии на ладонях пересекаются на полпути от основания среднего пальца к основанию большого. Сейчас, впрочем, все это скрыто узкими фиолетовыми перчатками с мелкой вышивкой темным бисером – созвездия и животные, листья и паутинки. Набуянцы никогда не доверят такую тонкую работу дроидам, пусть и тем это будет делать и легче – нет, никакого металла рядом с искусством. Только руки женщины, исколотые тонкой иглой и изрезанные прочной нитью.
Стоит такой аксессуар немногим дешевле хорошего спидера. В прочей одежде Палпатин предпочитает сравнительную скромность, но перчатки – это совсем не то же самое, что все остальное: они ведь выступают посредниками во всех личных контактах.
Мягкий материал, холодные бисерины и жесткие пальцы внутри, двигающиеся так, точно обладают собственной волей – рука канцлера выглядит как диковинный пятилапый паук. Этот паук ползет по крепкой бледной ляжке, и рыжеватые волосы – там короче, чем на икрах, но чаще и мягче – щекочут его распластанное по теплому телу брюшко. Подобравшись достаточно близко, он, чуть заметно толкнув плоть своими лапами-пальцами, прыгает в пах, и на секунду замирает, обхватив напряженный член, точно добычу.
Затем начинается копошение.

– Вот так… Сейчас…
В ответ раздается лишь тихое мычание, трудно даже сказать – одобрительное или нет. Затем слышится тихий удар о паркет, и по полу катится короткий черный мундштук, выскользнувший из пальцев – значит, нравится, так просто джедаи ничего не роняют.
Паук начинает копошиться быстрее, будто никак не может сладить с выбранной жертвой – слишком большой, слишком сильной, слишком здоровой для него. Короткая лапка снова и снова проходится по краю, точно наматывая невидимую паутину, и ткань намокает от пота и семени – паук ранен.
– Ооххх…
Битва окончена. Истекающий пахучей бледной кровью паук уходит, а его противник обессилено опадает, съеживается, будто пытаясь спрятаться.
– Спасибо.
– Мне так нравится, как ты это говоришь, – канцлер тихо смеется, но голос его сохраняет серьезность.
– Было хорошо, – равнодушным тоном констатирует джедай.
Мундштук взлетает с пола, и надевается на уже висящую в воздухе сигарету. Щелкает зажигалка, и жесткие, чуть порозовевшие от поцелуев, губы стискивают полированное темное дерево. Едва заметный дымок вклинивается в теплый кондиционированный воздух спальни.

Вечерний, но еще отнюдь не закатный свет, ровно освещает комнату; стеклянный столик просвечивает насквозь, его призрачная тень причудливо раскинулась на кровати, рядом с двумя мужчинами – одетым и обнаженным.
Кос Палпатин – вот уже шестнадцать лет, как верховный канцлер Республики – предпочитает не раздеваться: это слишком хлопотно и долго, ведь вечер почти всегда занят встречами, и отнюдь не любовными, а, значит, на них нельзя опоздать. Некоторые считают, что набуянцы рождаются способными не измять одежду, что бы не происходило – на самом деле, никакого природного таланта не существует, только богатый опыт.
Женщин канцлер не любит, и никогда не любил – он говорит: «они слишком сахарные снаружи и слишком склизкие внутри». Первый сексуальный опыт он получил с одним из своих немногочисленных друзей – имя давно потерялось среди десятков тысяч других знакомых имен, но остался теплый набуянский день, и щекотная трава, и то, как, уже безымянный, знакомый мальчишка стоял на четвереньках и не двигался – не удивленный, не испуганный, не счастливый – равнодушный, медленно моргающий, больше похожий на игрушку, чем на живого человека.
Память Палпатина не обременена именами любовников, которых у него было – не то, чтоб много – изрядное количество: и на ночь, и на год. Впрочем, он уверен, что его нынешний партнер запомнится надолго – не только потому, что война и не только потому, что они вместе не ночь или месяц, а уже почти три года.

Джедай давит почти докуренную сигарету в блестящей пепельнице, кладет мундштук на прикроватную тумбочку, и переворачивается на живот, подставляя спину желтому предзакатному свету.
Оби-Ван Кеноби не любит политиков, и никогда их не любил – не доверял, а порой и побаивался – но это вовсе не мешает ему трахаться с канцлером. Не то, чтоб больше было не с кем. Просто ему нравится быть нужным, а в постели Палпатина он гораздо нужнее, чем, например, в совете.
Через всю его спину – от левой лопатки до середины правой ягодицы – тянутся четыре шрама. Самый верхний – еще есть шанс, что он со временем исчезнет – едва различим, а ошибочно кажущийся центральным второй снизу – широкий, с неровными краями, почти сливается с последним. Нестираемая память о – в очередной раз – сбежавшем Гривусе. Кеноби называет эти шрамы «следами домогательств», он говорит – «так меня еще никто не драл». Он говорит – «эта война на мне дурно отражается. Еще немного, и дипломатом мне уже не быть». Это отшучивание звучит еще более нелепо оттого, что Кеноби не смеется – и над удачными штуками тоже.
Смеяться он перестал уже давно – многим кажется, что еще до войны, но на самом деле едва ли больше трех лет назад; некоторые говорят, что улыбаться он тоже разучился, но это не так. У него красивая улыбка – только немного неподходящая мужчине: пожалуй, чересчур нежная, слишком чувственная, чтобы быть мужественной.
Конечно, женственным Кеноби не назовешь, пусть даже улыбка его порой жеманна, а поясница покрыта чуть золотистым бесцветным пушком, какой бывает у девушек с холодных планет. Есть у него и еще одна, типично женская, особенность – но и она не кажется канцлеру отвратительной.
Скорее наоборот.

Палпатин снимает перчатки – правая испачкана спермой, а левая смазкой.
– Ты такой красивый.
Левой рукой канцлер сжимает запястье джедая, прижимая быстро колотящуюся жилку большим пальцем, правую ладонь он опускает на плосковатую ягодицу, возле нижней складки – там, где короткие нежесткие волоски еще скорее рыжие, чем золотистые.
Оби-Ван вскидывает голову, и смотрит Палпатину в глаза – с неожиданным напряжением и, кажется, недоверием.
– Я рад, что у меня есть ты, – левая рука сжимается сильнее, почти причиняя боль.
Взгляд джедая становится менее жестким. Сейчас – в золотящем, уравнивающим рыжесть с сединой, световом потоке, наполненном пляшущей пылью – Кеноби действительно красив, не смотря на то, что война исправила давнюю несправедливость, и он больше не выглядит младше своих лет. Скорее наоборот.
– Меня стоило бы изгнать из совета, – наконец говорит он. – Я к тебе привязался.
Договорив, Оби-Ван снова опускает голову на подушку, и закусывает губу – то ли ожидая реакции на свои слова, то ли просто подумывая о том, чтобы закурить еще одну сигарету. Его шея напряжена, веки полуопущены и ярко-голубые глаза выглядят совсем тусклыми.
– Любишь? – просто спрашивает канцлер, проводя указательным пальцем между расслабленных ягодиц Оби-Вана.
– Во всяком случае, с тобой мне лучше, чем без тебя, – голос джедая звучит грустно и без тени равнодушия, в нем слышится подлинное сожаление: разом и о том, что «привязался», и том, что сознался в этом.
Канцлер убирает руку с задницы Кеноби, и стискивает его шею, зажимая между пальцами мягкие волосы, растущие чуть ниже впадины под затылком.
– Знаешь, мы вполне могли бы жить вместе. Раз уж ты наконец-то почти официально признал, что тебе приятно мое общество.
Он не впервые говорит нечто подобное, но, кажется, только сейчас – всерьез. Потом он приподнимается, и, склонившись к уху Оби-Вана, добавляет:
– Помнится, однажды ты сказал мне, что можешь рожать детей…


II.

Мундштук, которым пользуется Кеноби – недорогой и маленький, точно стершийся от чересчур длительного использования: его длинны не хватает даже на то, чтоб докурить сигарету до фильтра, не повредив ухоженных усов. Он практически бесполезен. И достаточно стар – Винду не уверен, что эта вещица появилась сразу же, как Оби-Ван начал курить, но до войны – точно. Самым точным вариантом будет «лет семь назад».
Зачем на самом деле его другу был нужен этот никчемный предмет, Мэйс не спрашивал. Может быть, тому действительно так удобнее, а может быть, это какие-то их штучки. Во всяком случае, порой ему кажется, что в самой оби-вановской манере курения есть нечто непристойное.

– Я все-таки сомневаюсь. Не похоже, чтоб он мне доверял.
Кожа на шее Оби-Вана, сразу под линией волос, все еще чуть розоватая от последнего принятия душа. Остервенение, с которым он – судя по видимым следам – смывает с себя прикосновения канцлера, временами выглядит почти пугающе.
– Но он ведь предложил тебе?..
– На это я не пойду, – выдыхая дым он запрокидывает голову. – Это ни к чему приведет, разве что ему удастся добиться моего ухода из храма. Он не доверяет мне сейчас, и не будет, даже если я рожу ему пятерых детей.
Пепел Оби-Ван стряхивает в ладонь. Зажатый между указательным и большим пальцами мундштук почти невидим.
– Мне не удастся узнать, что он думает о своем окружении, даже если я стану примерной женой.
– Я понимаю, тебе не хочется этого делать, но у нас нет выбора, Кеноби. Ты же понимаешь.
– Понимаю, – он вздыхает. – Конечно, мне нельзя сейчас организовать небольшой боевой вылет? Я бы не отказался от ранения в живот… В конце концов, это всего лишь небольшой кусочек кишки, я бы без него отлично обошелся.
Оби-Ван грустно смеется, и Винду кладет руку ему на плечо:
– Жаль, я ничем не могу тебе помочь.
– Действительно, ничем, – тот прижимается ухом к темным пальцам, и с почти наслаждением втягивает воздух; сигарета прогорает без дела, тонкая лента дымка кажется полосатой от теней жалюзи. Кеноби думает, что друзья всегда были к нему куда нежнее, чем любовники. – Разве что соблазнишь канцлера.


(tbc)

 Отправлено: 23.01.07 23:25. Заголовок: Re:

Как мне нравиться. От копашащегося паука вобще мурашки.
Сехмет пишет:

цитата:

это всего лишь небольшой кусочек кишки, я бы без него отлично обошелся.

Значит ты изначально ставишь Оби-Вана в позицию способного рожать. И не будет никаких научных опытов?
Сехмет пишет:

цитата:

Просто ему нравится быть нужным, а в постели Палпатина он гораздо нужнее, чем, например, в совете.

Это значит таким способом он свою репутацию искусного дипломата зарабатывал?

 Отправлено: 23.01.07 23:59. Заголовок: Re:

О.(с). Благодарю.
На самом деле, по поводу метафоры с пауком я волновалась - до сих пор жду, когда ж кто-нибудь накинется на меня с упреками в антиэстетизации полового акта и прочем страхе пениса.

цитата:

Значит ты изначально ставишь Оби-Вана в позицию способного рожать. И не будет никаких научных опытов?

Нет, будет исключительно рудиментарная мутация, способная функционировать только при воздействии Силой. То есть с полным исключением элемента случайности. Безо всяких там опытов.
Ибо по биологии у меня была пятерка, а по химии тройка за красивые глаза, поэтому при моем познании в области химико-биологических опытов, можно наломать изрядное количество дров...

цитата:

Это значит таким способом он свою репутацию искусного дипломата зарабатывал?

Не исключено)
Изначально это планировалось как параллельный намек на то, что Оби-Вана в койку канцлера подкинули... руководящие лица Совета, вобщем, и то, что Палпатин имеет касательно него свои планы. Но двусмыслица вышла довольно занятная...

 Отправлено: 27.01.07 23:01. Заголовок: Re:

– Я ему не нравлюсь. Хотя ты знаешь, что…
– Да, разумеется, если бы он положил глаз не на меня, а на тебя, ты подставился бы канцлеру так же, как сейчас я, – в словах нет ни капли иронии. – Но, увы, он выбрал меня.
Немного помолчав, он выпрямляется, и добавляет, словно сам себе:
– Я ведь не имею права его разочаровывать.

Винду, напоследок ободряющее сжав плечо друга, опускает руку – на коже остается быстро тающее ощущение прикосновения. Про них с Оби-Ваном давно ходят скабрезные слухи, не имеющие, впрочем, под собой никакой реальной почвы – даже если симпатия, которую Кеноби питает к нему, и отличается от дружеской, эта разница никак не проявляется. Порой кажущиеся заигрыванием, чересчур откровенные жесты – вовсе не часть личного отношения, скорее не слишком хорошая привычка.
– Знаешь, иногда мне кажется, что даже если бы Анакин остался жив, все равно мне пришлось бы… – вместо того, чтобы описать свои отношения с канцлером, Оби-Ван затягивается. Незаметно выросший на кончике сигареты столбик пепла осыпается, оставляя чуть заметный серый след на тыльной стороне ладони джедая. – Не могу сказать, что у меня были предчувствия, просто сегодняшняя ситуация кажется мне удивительно логичной. Наверное, я просто привык.
Чуть заметно улыбнувшись, он откидывается назад, светлые и темные полосы съезжают по лицу вниз. В странном свете комнаты для медитаций особенно хорошо видно, что Кеноби почти обошла стороной золотая пора любого мужчины – в тридцать пять он еще казался юношей, а в тридцать восемь неожиданно навалилась старость – его короткая зрелость уже ускользает: вверх от переносицы тянутся глубокие складки, виски совсем побелели, немало седины и в бороде.

– От Тремейна по-прежнему никаких вестей?
Винду качает головой:
– Похоже, мы его потеряли.
Кеноби не уточняет, в каком смысле «потеряли» – как Депу или как Анакина.
– Скорее всего, мы пошлем за ним Кита. Возможно, Тремейн напал на след… Может быть, нам удастся выяснить, где прячутся сепаратисты – со времен Утапау нам это не удавалось, – магистр почти неслышно фыркает, и опускает голову, – кажется, Гривус руководит ими куда успешнее, чем Дуку. Должно быть, тому недоставало подлости.
Разговоры о войне раз от раза не меняются – они неизбежны, однообразны, но любая беседа рано или поздно сводится к ним. Кажется, когда война закончится – если, конечно, это еще может случиться – всем придется надолго замолчать. Непросто будет вспомнить, к чему сводились диалоги шесть лет назад.
– Я мог бы помочь ему. Если Тремейн действительно…
– Нет, – Винду хватает друга за руку, неожиданно резко, и почти грубо, в точности как канцлер. – Ты нужен нам здесь. Если с тобой что-нибудь случится, мы утратим связь с Палпатином, а этого мы допустить не можем.
Мэйс говорит неспешно, очень убедительно, но в его движениях читается паника, полная страха мысль о том, что где-то может произойти сбой, нечто может пойти не так, как надо.
Оби-Ван гасит сигарету и закрывает глаза, не спеша освобождать руку – пусть держит, это почти приятно. Он говорит себе, что совет не ошибается, и что каждый должен принести свою жертву – эгоистично полагать, что чья-то жертва меньше.
И еще он говорит себе, что не стал – разумеется, не стал – игрушкой в чужих руках. Что все вокруг правильно, и ни в чем нет ничьей ошибки.
Он умеет убеждать себя.

* * *

В молодости Палпатин был страстным охотником, и нет ничего удивительного в том, что его корускантские апартаменты уставлены чучелами, которые будущий канцлер набил собственноручно. Пришпиленный к потолку как бабочка, над гостиной парит самец пеко-пеко, а в прихожей немногочисленных посетителей встречает, умильным взглядом стеклянных глаз, детеныш шаака.
Большинство чучел хранится в специально отведенной для них комнате, но два, совершенно особенных, стоят в небольшой комнате – почти чулане – в которую можно попасть лишь из канцлерской спальни. Толстая гладкая дверь – почти потайная – укрыта под тяжелой драпировкой, в этом месте такой же, как и на прочих стенах, как и в других комнатах.
А еще ее скрывает Темная сторона.
Порой канцлер позволяет себе опасную игру – он прижимает Кеноби к стене возле самой двери, и начинает ласкать – а порой и трахает прямо там, шепча на ухо пошлости, покусывая худое, усыпанное родинками плечо. Палпатин прекрасно чувствует, что джедай если и догадывается о «маленьких секретах», своего любовника – ситх никогда не недооценивает врага – то уж точно не ощущает их близости.
Есть что-то почти забавное в том, как, стиснув зубы – джедаи любят хранить молчание во время соития – Кеноби выгибается, и ударяется затылком об стену, опять и опять; ткань вбирает в себя звуки ударов. Он, очаровательный в своем неведении, почти опасно близок к неопровержимым уликам виновности того, кого никто не решится подозревать. Но «почти» – куда сильнее, чем «опасно».
Канцлер всякий раз вспоминает игривое, хоть и почти что вымученное, анакиновское – «может, это удар по голове на вас так действует?», брошенное наставнику на борту «Незримой длани». Кажется, это последняя фраза Скайуокера, оставшаяся в памяти Палпатина.

Казалось, Скайуокеру суждено было оказаться там – по ту сторону двери, рядом с другими, нескоро, но неизбежно.
Однако все пошло не так – Гривус еще ответит за этот поступок – но Анакину уже не быть за дверью.

А там – вершина коллекции.
Эти чучела едва ли можно назвать лучшими – слишком грубые убийства, слишком сильные посмертные травмы, но, все же, они слишком значимы, чтобы ставить их рядом с другими.
Дарт Мол и Дарт Тиранус. Аристократ сидит в кресле, закинув ногу на ногу и задумчиво подперев рукой подбородок. Из-за жесткости набивки бывший джедай кажется приготовившимся к прыжку хищником, обманывающим жертву напускным спокойствием. Забрак стоит у него за спиной, сжимая муляж меча, и не то улыбаясь, не то скалясь. Поза его театральна и статична – как будто взята с обложки ежемесячного глянцевого журнала.
К этим чучелам Палпатин не подпускает ни дроидов, ни служанку, ухаживающую за основной коллекцией – он полагает, что любое увлечение станет скучной формальностью, если отдать всю работу слугам. Поэтому он сам бережно протирает кожу мертвых учеников защитным раствором, чтобы ее не повредили паразиты и перетряхивает одежду, чтобы в ней не поселился музейный жучок.
Спрятанные под костюмами швы ничем не замаскированы, в их грубых жгутах, перевитых капроновой нитью, есть что-то почти сексуальное, и ситху нравится дарить ученикам посмертные ласки, регулярно пропитывая швы средством от насекомых. Резкий запах, въевшийся в кожу черных перчаток, раздражает старческие легкие, и ситх то и дело кашляет, прижимая подбородок к груди – из вежливого отношения к мертвым.

Не Скайуокер – так другой. У Палпатина уже есть эскиз готовой «скульптурной группы»: его третьему ученику суждено стоять на коленях, между Тиранусом и Молом, между гордостью и гневом, запрокинув голову и сложив руки на груди.
Рано или поздно. Ситхи славятся своим долготерпением.

 Отправлено: 28.01.07 11:21. Заголовок: Re:

Все интереснее и интереснее становиться:) Значит события происходят через 3 года после показанных в фильме. И Энекина убили, значит ситхом он так и не стал. про это ещё будет? А про падме и детишек? Или им в этой вселенной места нет?
Сехмет пишет:

цитата:

И еще он говорит себе, что не стал – разумеется, не стал – игрушкой в чужих руках. Что все вокруг правильно, и ни в чем нет ничьей ошибки.

Блажен кто верует... Хотя что ему ещё остается. В противном случае все его самопржертвование напрасно. хотя в первой части мне показалось, что он по своему к Палпатину привязался. А оказывается нет, это все игра.

Сехмет пишет:

цитата:

Большинство чучел хранится в специально отведенной для них комнате, но два, совершенно особенных, стоят в небольшой комнате – почти чулане

Палпатин коллекционер? Ну тогда он должен умирать от желания показать хоть кому-нибуть эти два шедевра своей коллекции. поэтому и играет с Кеноби в игры.

Сехмет пишет:

цитата:

Не Скайуокер – так другой. У Палпатина уже есть эскиз готовой «скульптурной группы»: его третьему ученику суждено стоять на коленях, между Тиранусом и Молом, между гордостью и гневом, запрокинув голову и сложив руки на груди.

Если это намек на Оби-Вана, то, прости меня, но какой из него ученик Ситха. палпатин же все-таки не из любовникв чучела делает, путь даже и долго на этом месте продержавшихся.
А образ - прям кающаяся Мария Магдалина. или руки на груди крест-накрест сложены?

 Отправлено: 28.01.07 12:35. Заголовок: Re:

цитата:

И Энекина убили, значит ситхом он так и не стал. про это ещё будет? А про падме и детишек? Или им в этой вселенной места нет?

Падме, как и прочих активистов антиканцлеровского движения в сенате, помянуть придется неизбежно. А покойный Скайуокер вообще сюжетный персонаж.

цитата:

Блажен кто верует... Хотя что ему ещё остается. В противном случае все его самопржертвование напрасно. хотя в первой части мне показалось, что он по своему к Палпатину привязался. А оказывается нет, это все игра.

Тут все как в моем любимом фильме: "Они у меня в руках!" - "Да нет, это ты у них в руках".
А вопрос подлинности чувств я еще подниму...

цитата:

Палпатин коллекционер?

Почему бы и нет? Мне всегда казалось, что в каноне ему присущи подобные черты.

цитата:

Ну тогда он должен умирать от желания показать хоть кому-нибуть эти два шедевра своей коллекции. поэтому и играет с Кеноби в игры.

Естественно. Покойным ученикам тоже предстоит выполнить свою сюжетную функцию, хотя введены они, конечно, более из некрофетешистских соображений.

цитата:

Если это намек на Оби-Вана, то, прости меня, но какой из него ученик Ситха.

Весьма неплохой, кстати. С его-то тонкой, чувствительной натурой, и спонтанно проявляющейся агрессивностью, да еще и абсолютно неджедайской подозрительностью... Вполне себе ситх. Абсолютно, правда, бесполезный.

цитата:

А образ - прям кающаяся Мария Магдалина. или руки на груди крест-накрест сложены?

Я еще не определилась. Оба варианта по-своему хороши.

 Отправлено: 28.01.07 15:43. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

да еще и абсолютно неджедайской подозрительностью...

и где эта его подозрительность проявляется? В том что у него постоянно нехорошие предчувствия по любому поводу?
Сехмет пишет:

цитата:

спонтанно проявляющейся агрессивностью,

А агрессивность всем джедая присуша и каждый по разному с нею борется. И по сравнению с остальными - Оби-Вану даже в меньшей степени. Значит исходя из этой логики - любой джедай потенциальный ученик ситха:)
Просто то, как ты его пока описываешь на ситха не очень тянет. Посмотрим как дальше события разворачиваться будут.

 Отправлено: 28.01.07 16:22. Заголовок: Re:

цитата:

и где эта его подозрительность проявляется? В том что у него постоянно нехорошие предчувствия по любому поводу?

И в этом тоже. Между прочим, он был первым в совете, кто заподозрил неладное с канцлером.

цитата:

А агрессивность всем джедая присуша и каждый по разному с нею борется. И по сравнению с остальными - Оби-Вану даже в меньшей степени

Нет, одно дело - боевая ярость, как у Мэйса, или, допустим, Квай-Гона. А Оби-Ван порой бывает именно агрессивен.

Что же до моих описаний... А почему, собственно говоря, именно Оби-Ван? Мало ли в Бразилии джедаев...

 Отправлено: 28.01.07 19:24. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Между прочим, он был первым в совете, кто заподозрил неладное с канцлером.

Правда? Я наверное читаю одно, а вижу то, что мне хочется. Потому что мне показалось, что заподозрил канцлера Мейс и сам же по этому поводу переживал.
Сехмет пишет:

цитата:

А Оби-Ван порой бывает именно агрессивен.

Мне определенно надо посмотреть эти мультики, а то то, что я вижу в фильмах не производит на меня такого впечатления.
Сехмет пишет:

цитата:

Мало ли в Бразилии джедаев...

Ну, учитывая то, что их геноцид отсроченно на неопределенный момент, надеюсь не мало:)

 Отправлено: 28.01.07 21:17. Заголовок: Re:

Нет, до Винду с Йодой, к концу третьего года войны, дошло, что канцлер хочет себе отгрохать пожизенную тиранию вместо демократии.
А что он ситх первым начал догадываться Оби-Ван. Правда, скорее именно из соображений подозрительности. Недолюбливал он, скотина такая, канцлера.

цитата:

Мне определенно надо посмотреть эти мультики, а то то, что я вижу в фильмах не производит на меня такого впечатления.

В мультиках этого почти нет. Комиксы и книжки, сэр.

 Отправлено: 28.01.07 22:46. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Комиксы

Ну, это определенно не мой жанр. А книжки можно будет посмотреть, хотя в прочитаных мной я этого не увидела. Наверное это просто восприятие.
Сехмет пишет:

цитата:

Недолюбливал он, скотина такая, канцлера.

Ты ему за это мстишь, укладывая его с вышеупомянутым канцлером в постель, да ещё и детей рожать заставляя Кстати, очень любопытно посмотреть, как ты провернешь это дело. Большинство МПрегов вызывает у меня нездоровое хихикание при процессе описания момента деторождения. А вся атмосфера твоего фика к этому совсем не располагает. Вобщем, буду ждать дальнейшего развития событий.

 Отправлено: 28.01.07 23:02. Заголовок: Re:

Я, собственно, тоже не особо. Мне Морикава пересказывает особо интересные моменты. Раньше этим еще Мара занималась, но сейчас она несколько выпала из фэндома.

цитата:

Ты ему за это мстишь, укладывая его с вышеупомянутым канцлером в постель, да ещё и детей рожать заставляя

Тех, кто не любит канцлера по доброй воле, нужно заставлять это делать)
Нет, на самом деле, о подобной стороне дела я как-то не думала - соль ведь не в том, любит он канцлера или нет, а в том, что они очень хорошая пара.

цитата:

, очень любопытно посмотреть, как ты провернешь это дело. Большинство МПрегов вызывает у меня нездоровое хихикание при процессе описания момента деторождения.

Я не уверена, что сюжетно доверчу до самого момента рождения. В любом случае, я сторонник кесарева сечения - это эстетично и правдоподобно.

 Отправлено: 31.01.07 17:28. Заголовок: Re:

III.

Приступ тошноты еще не прошел, но Оби-Ван распрямляется, потирая поясницу, охваченную отвратительной ноющей болью. Голова кружится, стук крови в ушах полностью поглощает тишину.
Все это почти мучительно мерзко. Кеноби, конечно, не надеялся, что будет просто – да, легко было с помощью Силы поднять семя канцлера по кишке, к почти рудиментарному эластичному отростку, легко было раскрыть плотно сжатый внутренний сфинктер – позволяя сперме проникнуть внутрь – и дождаться чуть щекотного ощущения его закрытия.
А беременность в сорок лет – это сложно и опасно, даже для джедая.
Кеноби знал об этом, и ждал, что будет больно, будет тяжело… но слово «мерзко» не приходило ему в голову. Анакин как-то заметил: «знаете, порой Вы бываете просто потрясающе недальновидным – для магистра, я имею ввиду», и, ситх побери, он был прав.
Оби-Ван стоит, прижавшись спиной к стене, и глубоко дышит; смешанный запах чистящих средств и испражнений – такой же сильный, как и отвратительный, пальцы еще хранят ощущение прикосновения к холодному, твердому фаянсу.

Будущее туманно, оно давно уже перестало являться – пусть и туманными – виденьями; все, чему предстоит случиться, остается загадкой. Порой один из вариантов кажется Оби-Вану чуть более вероятным, чем прочие – но эта вероятность обманчива, а любые предположения – ложь.
Может быть, ему суждено умереть месяца через три – от внутреннего кровотечения, если плод прорвет свое вместилище, или от рук Гривуса, который решит наведаться в спальню канцлера, раскрошив толстое стекло окна одним ударом дюрастиловой руки.
Может быть, он окончит свои дни в набуянской резиденции канцлера – вероятно, уже бывшего – воспитывая сына: некрасивого подростка со слабой нижней челюстью, бледными бровями и яркими синими глазами. Его имя – единственное, что заранее очевидно.
Едва ли какой-нибудь вариант предпочтительнее прочих – страшное, или тоскливое, или омерзительное – разница почти неощутима, и неразличимости линий вероятностей кажется актом милосердия со стороны судьбы. Да будет на все воля Великой Силы.
Прошлое, в отличие от будущего, не туманно, в нем сложно запутаться, и к нему можно возвращаться снова и снова – к дате смерти Анакина, к началу холодной войны, в тот день, когда Палпатин впервые стиснул пальцами колено Кеноби – так сильно, что остались синяки; а все это один и тот же день, в который уместилось слишком много событий. Некоторые предпочитают забывать такие дни, загонять их в черные дыры памяти – если спросить Мэйса Винду о дне, в который он узнал о предательстве Биллабы, он лишь разведет руками: все детали давно стерлись – но есть и те, кто возвращается к таким дням, бережно рассматривая каждую деталь. И Оби-Ван как раз из таких, ему почти что нравится оживлять те часы – горячие капли крови Скайуокера, тяжело ударившие по лицу, замаравшие усы и правую щеку; и испуганный шепот канцлера, кажущийся криком – «что Вы делаете?.. Он же убивает его!..». Память никогда не подводит: каждая деталь как на ладони, ничто не ускользает – от чуть слышного стрекота пильщиков, до самого осознания случившейся катастрофы: оно ударило неожиданно, подкралось бесшумно – просто Великая Сила ослабила хватку, отпустила джедая, оставив его опустошенным, точно после секса, и кроме понимания, что больше не будет необходимости напоминать об ответственном отношении к оружию, больше не будет так похожих на ревность подозрений, и звонкого, почти мальчишеского смеха, и «учитель, у Вас новый седой волос в бороде» – «это я за тебя волновался, вот он и поседел»: Анакина больше не будет – никогда, в эвакуационной капсуле «Незримой длани» с Оби-Ваном был только канцлер, панически вцепившийся в колено своего спасителя так, точно от этого зависела жизнь – даже не его собственная, а всей республики.
Следующие дни были окрашены серым, и Кеноби редко вспоминает их – все случилось просто и быстро: чуть больше недели ушло на горькие воспоминания о Скайуокере, а на девятый день канцлер положил руку на колено джедая – подушечки пальцев опустились туда, где еще недавно были синяки – и почти нежно шепнул на ухо «однажды Анакин сказал мне, что Вы, как он выразился, извращенец…». Непристойное предложение обернулось величайшей щедростью – Оби-Вану даже не пришлось спрашивать мнение Йоды и Мэйса, чтобы согласиться. Он прекрасно понимал, что сейчас храм не может потерять связь с канцлером, и раз Анакину уже не судьба помочь в поиске отступника среди окружающих Палпатина, Оби-Ван не мог упустить этот шанс.
Все вышло безупречно – почти легкомысленные заигрывания привели к длительной связи, а та вылилась в – любовь? – доверие. Кеноби уверен в этом, ведь никто не хочет иметь детей от человека, которому не доверяет. Годы дружбы с Винду приучили его не думать о том, что кажется неправильным и вселяет сомнения – и он не думает, о том, что в его теле сейчас развивается зародыш, зачатый от человека, доверять которому нельзя. Нет ведь ничего опаснее, чем доверие к политику.

Тошнота ослабевает, и джедай подходит к раковине. Кровь стучит все еще громко, и стены чуть плывут перед глазами, но прикосновение к крану утешает, внося в мир четкость. Холодная вода наполняет рот, смывая остатки кисловато-пресной рвоты. Оби-Ван проводит языком по зубам, избавляясь от слизи, приставшей к эмали, а затем, разжав губы, выпускает воду, позволяя ей стечь по щеке.
Головокружение накатывает снова, и джедаю приходится обеими руками вцепиться в раковину, чтобы не упасть. Лона ногтей мгновенно становятся темно-розовыми от прилившей крови, пальцы и тыльные стороны ладоней кажутся от этого еще бледнее – если бы не рыжевато-золотистые волоски и полувыцветшие веснушки, они бы совсем слились с белым фарфором.
Запахи – дезинфекция, моча, только что спущенная в унитаз рвота – становятся острее, и к ним примешивается еще один: Оби-Ван не сразу понимает, чей именно – должно быть, потому, что его сознание упорно, почти отчаянно, твердит: «нет, им не может, не должно здесь пахнуть», а кем «им» – не говорит.
Джедай снова разгибается – по спине ползет боль, на этот раз отдаваясь в шрамы – извлекает из складок одежды недорогой черный гребешок; все еще держась за раковину, внимательно вглядывается в свое отражение, проверяя, не застряли ли в усах частички пищи, заносит руку, чтобы начать расчесывать мокрую бороду – и узнает.
Гребешок падает в раковину, калечась о твердый борт; отколовшиеся зубцы проваливаются в канализацию.

Оби-Ван резко разворачивается, точно надеясь увидеть бывшего ученика, стоящего у него за спиной – но, разумеется, там никого нет, и не может быть.
Но запах остается – привычный, узнаваемый.
У правого виска неожиданно вспыхивает боль – острая, мгновенно растекающаяся по всей голове. Боясь опять потерять равновесие, Кеноби упирается левой рукой в стену; влажная ладонь скользит по кафелю, вода течет по шее, капает с мокрых усов на бежевую тунику.

* * *

Смерть прекрасна, но трупы отвратительны. Мертвые тела – пустая шелуха, расходный материал, скопища тлена: а тлен младший брат смерти, негодный и уродливый.
Во всяком случае, так полагает генерал Гривус. Он по-своему брезглив, и боится тлена, поэтому, запихивая в горло мертвого Кита Фисто «подарок для джедаев», он поджимает пальцы, стараясь не касаться холодной плоти. А тело наутоланина все разбито и поломано, расколотые ребра торчат из раздавленной грудной клетки.

Уважение к владыке Сидиусу сильнее брезгливости, и если он хочет поиграть с советом, Гривус поможет ему в этом. В конце концов, они на одной стороне, и почти совсем скоро – ситх обещал, и нет оснований ему не верить – новый ученик, молодой и сильный, займет место покойного Дуку, который все равно был слишком щепетилен для того, чтобы быть настоящим лидером. И тогда больше не будет нужды скрываться в тени, возиться с Ганреем, Погглем и прочими тварями, каждый из которых – потенциальное слабое звено, уязвимое место сепаратистов.
Тогда республика падет. «К нашим ногам» – говорит Гривус, имея ввиду себя и Сидиуса. Он не мечтатель, но, все же, ждет того дня, когда сможет преподнести своему владыке голову канцлера – и получить за нее щедрую награду.

Это стоит копания в трупах.
Во всяком случае, так полагает генерал Гривус.


IV.

Канцлер увлеченно ощупывает чуть отекшую голень Оби-Вана – она изрезана розовато-красными отпечатками швов сапога, неосмотрительно надетого на босу ногу. Длинные пальцы, плотно обтянутые темно-зелеными перчатками с серебристой вышивкой, скользят по вертикальным ложбинкам, окрашенным прилившей кровью в коралловый цвет – вверх, чуть взъерошивая рыжие волосы. Наконец, ладонь накрывает колено: квадратное, крупное, кажущееся даже чересчур массивным – у Кеноби худые ноги, вечный объект шуток его любовников.
– Я не буду тебя сегодня… иметь, – Палпатин похлопывает его по внутренней стороне бедра. – Я не уверен, что у меня получится, да и тебе, наверное, это неполезно: женщинам «в положении», кажется, подобное не рекомендуется, а, значит, и тебе…
Оби-Ван отрицательно качает головой – «это не имеет ни малейшего значения, если тебе хочется» – но канцлер, кажется, не замечает этого движения: он склоняется к члену джедая, и, выдержав короткую паузу, проводит языком по головке. Все еще стискивая правой рукой колено Кеноби – тот пытается податься навстречу, приподняв таз, но боль в спине заставляет его опуститься на матрас, почти расслабленно – левую Палпатин кладет ему на мошонку: медленно, почти осторожно.

За окном – день, и свет, льющийся в комнату, еще прозрачный – в нем нет желтого оттенка, привычного для этих встреч. Окна небоскребов пускают ослепляющие блики – джедай опускает веки, надеясь, что ему простят это проявление слабости. Основание его члена гладят пальцы Палпатина – неторопливо, хотя едва ли нежно – а на головке выписывает петли язык, кажущийся удивительно твердым.
Кеноби негромко стонет, и сдавливает ногами тело любовника – ему хочется сказать, что все идет к концу слишком быстро, а ему хочется помедленнее, но это желание так и остается желанием, мысли не превращаются в слова, потому, что вдруг – как тогда, в ванной – появляется запах Анакина, такой близкий и четкий, будто не было этих трех лет, будто Скайуокер сидит сейчас у изголовья, или стоит, склонившись, у учителя между ног, и торопливо возится там – он, а не канцлер, его руки, его язык, и его губы, его мягкое небо. Это наваждение настолько пленительно, что Оби-Ван полностью ему отдается, и едва удерживает в себе имя, которое так хочется произнести. Сквозь стиснутые зубы тянется стон, напоминающий мычание; стиснув ногами жилистое тело Палпатина, джедай кончает.
Запах Анакина почти мгновенно исчезает, испаряется, сменяясь другим: тяжелым – почти звериным – и чуть пряным, таким привычным, обыденным – запахом канцлера.

 Отправлено: 03.02.07 00:02. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Прошлое, в отличие от будущего, не туманно, в нем сложно запутаться, и к нему можно возвращаться снова и снова

Сехмет пишет:

цитата:

Некоторые предпочитают забывать такие дни, загонять их в черные дыры памяти

Сехмет пишет:

цитата:

но есть и те, кто возвращается к таким дням, бережно рассматривая каждую деталь.

Я всегда знала что Оби-Ван склонен к рефлексии и бесполезному копанию в том, что все равно уже не исправишь. И так приятно находить этому подтверждение.
Сехмет пишет:

цитата:

а та вылилась в – любовь? – доверие. Кеноби уверен в этом, ведь никто не хочет иметь детей от человека, которому не доверяет.

Святая простота. А сам он что делает. Неужели доверяет канцлеру. А ребеночка то зачал.
Сехмет пишет:

цитата:

Годы дружбы с Винду приучили его не думать о том, что кажется неправильным и вселяет сомнения

Во всем Винду как всегда оказывается виновать:)

А у Оби-Вана уже начались глюки, это у него такой побочный эффект токсикоза?
От описания всех этих запахов в ванной мне самой стало мерзко, в хорошем смысле этого слова. Описания такие натуралистичные получились. И вполне верится, что в такой обстановке у героя медленно, но верно едет крыша.

Один вопрос. Сколько лет канцлеру? Он ещё способен производить детей обычными способами, а не через манипуляции с мидихлорианами?
Сехмет пишет:

цитата:

воспитывая сына: некрасивого подростка со слабой нижней челюстью,

А почему он так уверен, что у него будет именно сын? Ведь будущее вроде окончательно затуманилось?

 Отправлено: 03.02.07 01:01. Заголовок: Re:

цитата:

Святая простота. А сам он что делает. Неужели доверяет канцлеру. А ребеночка то зачал.

джедайская логика (с).

цитата:

Во всем Винду как всегда оказывается виновать:)

Он как Чубайс. В каноне, что характерно - тоже: мог бы предотворатить переход на темную сторону как миниумум двух (как максиумум - четырех, а то и пяти) джедаев, но предпочел сохранять нейтральную позицию - в итоге с Депой, Балком, Дуку, Восом и Анакином произошло именно то, что произошло. А все почему? потому, что "не буду думать об этом сегодня, подумаю об этом завтра".

цитата:

А у Оби-Вана уже начались глюки, это у него такой побочный эффект токсикоза?

Ну да. Почему бы и нет, чем токсикоз не повод видеть мертвецов?
Тему обещаю раскрыть в четвертой части)

цитата:

Сколько лет канцлеру? Он ещё способен производить детей обычными способами, а не через манипуляции с мидихлорианами?

Канон говорит разное. На момент фика ему, по логике, от шестидесяти одного до шестидесяти семи. Заковыка ТС оказывает странное влияние на физиологию: вроде как, внешне он постарел преждевременно, а в плане внутренней физиологии, напротив, сохранился весьма достойно, и должен быть тем еще жеребцом. Так что, теоретически - да, вполне. Не то, чтоб очень много и регулярно (ради алиби), но может.

цитата:

А почему он так уверен, что у него будет именно сын?

Причины три:
- мужчины как правило хотят сыновей, а здесь речь идет скорее о желаемом, чем о действительном
- при аномалиях в ходе вынашивания (а, учитывая оби-вановский возраст и фактическую рудиментарность мутации, они неизбежны), вероятность рождения девочки - немногим более процента
- меня забодали мпреговые фики, в которых рожают девочку

 Отправлено: 03.02.07 13:08. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

- меня забодали мпреговые фики, в которых рожают девочку

Хозяин -барин. Пусть хоть ёжика рожает :)
Просто процент выживамости плода более вероятен имеено в случае с ребенком женского пола. А тем более в таком почтенном возрасте, как у Оби-Вана.
Сехмет пишет:

цитата:

соль ведь не в том, любит он канцлера или нет, а в том, что они очень хорошая пара.

А чем они так хороши по-твоему? У них же так мало точек соприкосновения. Ни любви, ни дружбы, ни даже ненависти. Одна вялая неприязнь, да чувство долга. Или тут изходя из противного, чем сложнее пейринг обосновать, тем он интереснее?

 Отправлено: 03.02.07 14:38. Заголовок: Re:

Я консультировалось с теткой, которая участвовала в еще советских исследованиях на эту тему, именно она мне и подсказала касательно второго пункта (вопрос, конечно, не был задан в непосредственной форме, но...). Как правило, согласно, во всяком случае, исследованиям, по-видимому аномалии и патологии при развитии плода мужского пола являются последствиями предросположенностей или легких отклонений, которые и влияют на пол плода.

цитата:

А чем они так хороши по-твоему?

Ну как же - они чудесно арихитипичны. Если рассматривать их "в воздухе", оторвав от канона, то они отличная пара - с моей точки зрения, во всяком случае. Во-первых, очаровательно сочетание характеров - двуличный (в массе смыслов) интриган и недоверчивый воин. Кроме того, покровительственность Палпатина хорошо сочетается с оби-вановской инфантильностью.
Во-вторых, они достаточно привлекательная внешне пара, чуть ли не самый графически интересный джедайско-ситховский пейринг из неопошленных Ржевским Стовером.

 Отправлено: 05.02.07 18:58. Заголовок: Re:

Реальность – как удар в челюсть, как оскорбление, выкрикнутое в лицо: театральна и ожидаема одновременно. Это почти до слез обидно.
Палпатин быстро – и почти целомудренно – целует Оби-Вана чуть выше мошонки, и встает с кровати, облизывая губы: его язык темный, и липкий – даже на вид.
– Ты многовато куришь. Мне бы не хотелось, чтобы с нашим ребенком что-нибудь было не так из-за этого.
– Я ведь джедай, – рассеяно отвечает Кеноби, – я в состоянии защитить своего будущего сына от последствий дурных привычек.
Только случившимся он не испуган, а пристыжен, но не видит ничего неестественного в этой галлюцинации: она – часть прошлого, или возможного прошлого, которая явилась ему, как прежде будущее. И с этим своим прошлым он повел себя грубо и непристойно.
Не то, чтобы это что-то меняло – всего лишь еще один повод себя не любить.

– Все-таки не останешься? – это почти не вопрос. Канцлер садится на подушку, возле головы любовника. – Мне не нравится, что ты все время уходишь в свой храм. Ты ведь можешь…
– Кос, – он точно давится этим именем, как и всякий раз, когда его произносит, – я магистр. У меня есть определенные обязанности – сейчас ведь война.
– Ты все равно не покидаешь Корусканта. Какая совету разница, где ты будешь спать?
– Для них это дело принципа, – джедай резко обрывает фразу, и замолкает, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. – Но сегодня я могу сделать исключение. Если ты, конечно, дашь мне спокойно полежать – я, кажется, немного устал.
Палпатин кивает, и одаривает Оби-Вана грубоватой, почти уничижительной лаской – треплет за щеку, довольно болезненно защемив указательным и средним пальцами кожу чуть ниже родинки. Это оскорбительно, неуместно, фамильярно, но Кеноби, преступив собственные убеждения, льнет к руке канцлера, трется головой о его бедро, хватает зубами жесткий шнур, стягивающий перчатку на запястье.
Он играет в жажду любви – убедительно, не без искренности.

– А говорил, что устал.
– Ошибся, – джедай отпускает повлажневший от слюны шнур. – Сними ее, пожалуйста.
Зеленый комок ткани, чуть поблескивающий серебристыми нитями смятого рисунка, падает на пол, и голые пальцы скользят по бороде, перебирая седые и золотисто-рыжие волоски.
– Мне кажется, или ты сегодня, – твердая подушечка разглаживает ус, – не полностью причесался?
– Я потерял свой гребешок, дня три назад, – это почти не ложь.
В ответ – невнятное бормотание. По-видимому, разговор окончен.
Ногти Палпатина трутся о передние зубы Оби-Вана, точно проверяя их остроту; эмаль поблескивает почти что соблазнительно, она лишь чуть-чуть желтовата, как будто и нет пачки – плюс-минус три сигареты – в день. А глубже – твердое ребристое небо, на ощупь – почти восковое. Язык – чересчур мягкий, но шершавый, не интересный, и канцлер переключает внимание на нижнюю челюсть: гладит десны – сейчас, конечно, не видно, но они прекрасного цвета – тискает кость, сжимая ее прямо под зубами.
Пальцы возвращаются на верхнюю челюсть и поглаживают клыки. Палпатин любит изучать рты своих партнеров, и ему нравится, когда там все гармонично, все правильно – а у Кеноби именно так, и в этом приятно убеждаться опять и опять: каждый зуб крепкий и острый, щеки изнутри гладкие и ровные, а губы чуть бугристые. Неожиданно джедай начинает сопротивляться: трясет головой, языком выпихивает пальцы наружу.
– Что-то не так? – рука выскальзывает наружу, и мокрыми пальцами снова гладит усы.
– Мне, кажется, плохо. Придется наведаться в ванную, – Кеноби проглатывает привкус кожи.
– Тогда вставай, – канцлер послушно отодвигается.

Снаружи начинается вечер: голубое небо наполняется золотистым свечением, облака окрашиваются в желтые тона.
Уже выходя из комнаты, Кеноби оборачивается:
– Сегодня я у тебя заночую, – говорит он. – А потом – посмотрим.

* * *

…Зеркало свидетельствует: седина совсем исчезла – на Набу делают замечательную краску для волос.
– Ты еще не готов, милый? – канцлер подходит сзади, его рука ложится на плечо. – Я сам не в восторге от этого, но… ты же понимаешь – этикет.
Он зачерпывает из низкой глиняной плошки белый грим, и размазывает его по скуле Оби-Вана.
– Ну и щеки же ты себе отъел. И, между прочим, – он отпускает плечо, и похлопывает джедая по животу, жир неприятно пружинит под ладонью, – не только щеки.
Аккуратными круговыми движениями Палпатин размазывает краску вниз, до уса – а затем покрывает ей и верхние волоски, размывая границу между рыжим и белым.
– Молчи. Я не против, если это тебя волнует. – Короткая пауза. – И, знаешь, я до сих пор схожу по тебе с ума.
Закончив с «грунтовкой», он берет с подзеркальника кисточку, и рисует на лице Оби-Вана ровную, темно-синюю, вертикальную линию, от края брови до бороды.
– Таши посидит сегодня с Анакином, – вторая такая же линия соединяет с бородой и правую бровь,– не хочу оставлять его с дроидами, знаю, ты этого не любишь.
К линии подрисовывается еще одна: бледно-голубая, широкая – канцлер растушевывает ее край осторожными движениями большого пальца.
– Будь на то моя воля, я избавил бы тебя от этого унижения. Но правителю галактики нельзя размениваться на исправления обычаев родной планеты – довольно и того, что наше сожительство почти не считается предосудительным…

Сон обрывается.
Один из возможных вариантов будущего – как то, что видел Скайуокер.

На кровати канцлера – такой удобной для любовных утех – оказывается, довольно неудобно спать: она слишком мягкая, но внутри таятся пружины, приходящие в движение от каждого прикосновения.
Лицо как будто до сих пор в краске, и Оби-Ван рассеяно проводит по щеке тыльной стороной ладони, втайне побаиваясь, что на костяшках останется белый след. Удостоверившись в нереальности сновидения, Кеноби поворачивает голову вправо, и смотрит на Палпатина. Тот спит, приоткрыв рот – откуда-то из глубин тела льется мерный звук, больше похожий на урчание небольшого хищного зверя, чем на храп старика – и запрокинув голову, выставив напоказ беззащитное горло. На прорезанных морщинами продольных складках кожи играет красный свет уличной рекламы – почти кровавый. Это как кадры дешевых фильмов, которые некоторые каналы крутят по ночам.
Кеноби думает, что если бы он хотел убить канцлера, то сейчас был бы идеальный момент. Он отмахивается от этой мысли, закрывает глаза, и почти мгновенно засыпает.
Ему снятся боевые вылеты, чуть слышное жужжание меча, и Винду, грубо хватающий за руки, за плечи и ягодицы, но так ничего и не говорящий, так и не идущий на большее, а потом – учитель, шепчущий на ухо всякую сентиментальную ободряющую ерунду, и угощающий сигаретами.

Оби-Ван не сентиментален, но ему не хочется просыпаться.


V.

– Доброе утро, красавица.
Падме хочет открыть глаза, и не может – веки будто срослись, хочет закричать, но из открытого рта вылетает лишь слабый писк, как у детеныша туки.
Она пытается встать с кровати, но ее точно держат чьи-то неосязаемые руки. Ноги беспомощно колотят по матрасу, плечи дергаются, как от истеричного хохота.
– Тише.
Волосы медленно поднимаются с подушки – Падме чувствует, как они обматывают ее лицо, заползают в приоткрытый рот и щекочут нёбо, устремляются в глотку. Это все разом напоминает кошмарный сон, и – где-то в глубине мелькает, сливаясь в одно слово, озадачено-отчаянное: «какжедавноэтобыло» – их игры с Анакином: когда она садилась сверху, он любил возиться с ее волосами, дергая и поднимая в воздух прядки, а, перед самым оргазмом, он резко тянул на себя – с помощью Силы, комкая при этом руками простыни.
Попытки вырваться уже превращаются в агонию, перед глазами, точно отпечаток на изнанке век, все еще лицо Анакина – губы закушены, глаза широко распахнуты – но уши полны стука крови, и по дергающемуся телу крадется холод.
– Шшш… – утихомиривает голос.
А потом мир рассыпается, и наступает темнота, будто кто-то милосердно нажал на выключатель, и вытащил батарейки из сломанной игрушки.

* * *

Кеноби тянется к кнопкам управления комлинка, чтобы снова повторить записанное послание, но Винду, почти привычно, хватает его за руку:
– Довольно. Ничего не изменится от того, что ты увидишь это еще раз.
– Он убил его совсем как Анакина, – почему-то Оби-Ван говорит шепотом. Его сигарета догорает в пепельнице. – Разорвал на части.
Сплюснутая полусфера аппарата все еще пахнет кровью Фисто, и вокруг нее в Силе видна размытая тень. Кеноби отодвигается подальше, чтобы избежать соблазна увидеть гибель Тремейна еще раз: он ведь не видел, как умер Скайуокер, и может только догадываться – а здесь все куда яснее, хоть «казнь» записана и не целиком, только самое начало. Но этого довольно.

– Мы должны что-то делать. Они побеждают, а мы лишаемся лучших воинов.
– Я рад бы помочь, но, боюсь, это уже не в моих силах, – Оби-Ван демонстративно одергивает тунику. Нельзя сказать, что его беременность уже стала очевидной, но ей еще недолго быть незамеченной. – Меня, по всей видимости, ждет долгая и счастливая жизнь набуянской домохозяйки: буду закрашивать седину раз в неделю неделю, смотреть мыльные оперы по голосети и каждый день по часу крутиться перед зеркалом. Чудесное завершение пути джедая.
– Мыльные оперы? Не верю, что ты до такого опустишься.
– Канцлеру, по-моему, нравится, когда я веду себя как женщина. И однажды он из меня ее сделает.
– Если ты станешь женщиной, я в тебя влюблюсь, – голос Винду совершенно спокоен, почти безразличен, и ирония – если она и есть в этих словах – абсолютно неразличима.
– Это было бы чудесно, – Оби-Ван понимает, что говорит это зря, но удержаться невозможно.

– Что с Палпатином? По-прежнему никаких изменений? – Мэйс вовремя меняет тему, избегая скользкого разговора.
– Все то же – требования и обещания. Он хочет, чтобы я бросил храм, и переехал к нему жить. Сомневаюсь, что и в этом случае что-нибудь изменится – он рад, что заполучил хорошенькую игрушку, да в придачу к ней возможность обзавестись наследником. Наверное, его в свое время здорово отчитала, а то и отругала, за сексуальные предпочтения мамочка, и «у тебя никогда не будет детей» был самый главный аргумент.
Зубами Кеноби вытаскивает последнюю сигарету, и мнет в руке опустевшую пачку. Он выглядит усталым и потрепанным, будто вернулся с долгой миссии, откуда-нибудь с внешнего кольца – морщины, кажется, стали еще глубже, а кожа обрела нездоровую бледность.
Он молчит об Анакине, о своих ведениях – заранее знает, каким будет ответ: ты сам виноват, нельзя было так привязываться. А как не привязаться, если вот он – молодой, красивый, выросший буквально на глазах, просто протяни руку, чтобы дотронуться. Вот только больше – не получишь, не проси и не надейся.
– Может быть, нам пойти у него на поводу?
– Что?
– Если мы официально заявим о твоем изгнании, и ты поселишься у него… Может быть, это что-нибудь изменит. Ты ему будешь вроде как муж, а это ведь совсем не то же, что и приходящий любовник, так?
– Да, но…
– Как только в этом исчезнет нужда, ты сможешь вернуться. И, разумеется, будешь восстановлен в звании магистра.
Кеноби качает головой:
– Боюсь, после такого мне уже не стать джедаем. Ты ведь знаешь о моих недостатках, так ведь?
Мэйс кивает – да, недостатки действительно скверные, почти непростительные: Оби-Ван если привыкнет, то не отвяжется, не сумеет; не вернется из мира, даже если и захочет. Вот только разве поддержание связи с канцлером того не стоит? Все равно решающий шаг сделан: после беременности – даже если и сделать аборт, избавиться от зародыша прямо сейчас – Кеноби не станет прежним, не вернется одним из лучших воинов – он ведь, не смотря на все опасения и кокетливые шутки, все-таки не женщина, а мужчины всегда тяжелее расплачиваются за деторождение – это и больной позвоночник, и слабое сердце и еще десятки последствий. Не случайно, в конце концов, эта способность давно перестала быть естественной.
Конечно, останутся дипломатические способности – но сейчас это вовсе не выглядит важным.
– Я заявлю о… твоей отставке.
«Ты ведь знаешь, как все это важно» – остается непроизнесенным, но в этих словах нет нужды: Оби-Ван понимает все и так.

 Отправлено: 07.02.07 17:56. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

– Кос, – он точно давится этим именем, как и всякий раз, когда его произносит,

Мне тоже так непривычно. Странно, всех остальных по именам называю без проблем, а верховного канцлера с трудом. Авторитет видимо давит.
Сехмет пишет:

цитата:

Закончив с «грунтовкой», он берет с подзеркальника кисточку, и рисует на лице Оби-Вана ровную, темно-синюю, вертикальную линию, от края брови до бороды.

Он его красит как набуянскую королеву? Бедный Оби-Ван, совсем его оженщинили.
Сехмет пишет:

цитата:

А потом мир рассыпается, и наступает темнота, будто кто-то милосердно нажал на выключатель, и вытащил батарейки из сломанной игрушки.

Новая линия сюжета. Интересно, куда она заведет?
Сехмет пишет:

цитата:

– Канцлеру, по-моему, нравится, когда я веду себя как женщина. И однажды он из меня ее сделает.

Это Оби-Вану так кажется? Ведь вначале вроде было, что канцлеру женщины не нравились? Или ему нравиться делать женщину конкретно из Оби_Вана?
Сехмет пишет:

цитата:

Все равно решающий шаг сделан: после беременности – даже если и сделать аборт, избавиться от зародыша прямо сейчас –

Как легко. Взяли человека, заставили забеременеть, потом политическая обстановка поменялась - опаньки - аборт. А нужно будет , ещё раз забеременеет. Главное - достижение цели, а на человека плевать. И в итоге Республика ну совсем никак не отличается от империй и тираний разного рода. Единственное благо понимают чуть поразному, а пути достижения этого блага одинаковые.

Вопрос: Ты раз в неделю продолжение вывешиваешь?

 Отправлено: 07.02.07 20:51. Заголовок: Re:

цитата:

Мне тоже так непривычно. Странно, всех остальных по именам называю без проблем, а верховного канцлера с трудом. Авторитет видимо давит.

Причина, очевидно, в том, что в каноне его по имени не называют. И вообще, в каноне у него имени нет - окрестил его западный фэнон, а нам передалось по наследству.

цитата:

Он его красит как набуянскую королеву? Бедный Оби-Ван, совсем его оженщинили.

На всех картинках, которые я видела, все набуянские женщины "значительного" происхождения, либо положения, были раскрашены. Разумеется, о том, должно ли краситься "мужу" обеспеченного и влиятельного набуянца, канон умалчивает, но, по логике, так и должно быть.
Вобщему-то, в данном случае, в первую очередь, акцентировалосьь внимание на личных оби-вановских комплексах и сомнениях.

цитата:

Это Оби-Вану так кажется? Ведь вначале вроде было, что канцлеру женщины не нравились? Или ему нравиться делать женщину конкретно из Оби_Вана?

Вобщем да, это скорее его личные соображения, нежели истина. Подробнее об этом я хочу рассказать в шестой или восьмой частях.

цитата:

И в итоге Республика ну совсем никак не отличается от империй и тираний разного рода. Единственное благо понимают чуть поразному, а пути достижения этого блага одинаковые.

Ага. Разумеется, канонщики любой политической ориентации назовут меня еретичкой, но я всегда примерно так и думала.

цитата:

Ты раз в неделю продолжение вывешиваешь?

Временных рамок не имею - вывешиваю каждую "тысячу с хвостиком".

 Отправлено: 08.02.07 12:00. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

И вообще, в каноне у него имени нет - окрестил его западный фэнон, а нам передалось по наследству.

Стровер его вроде называет Кос. Я у него впервые это имя увидела.. Или Стровер тоже фэнон?:)
Сехмет пишет:

цитата:

Вобщем да, это скорее его личные соображения, нежели истина. Подробнее об этом я хочу рассказать в шестой или восьмой частях.

Я как всегда бегу впереди паровоза. Не буду больше задавать вопросов, дождусь окончания. Надеюсь в процессе прочтения все мои "смутные сомнения" разрешаться. А сколько всего частей планируется?

 Отправлено: 08.02.07 13:48. Заголовок: Re:

Значит, Стовер - постфэнонщик. Это как в случае с FF - "да, я думаю, Рено вполне мог быть проституткой".

цитата:

А сколько всего частей планируется?

11-12 + эпилог.

 Отправлено: 09.02.07 16:51. Заголовок: Re:

– Пожалуйста, обними меня, – голос Кеноби звучит неожиданно нерешительно.
– Послушай, я…
– Обними меня, Мэйс. – На всякий случай, уточнение: – как друг. Мне сейчас это очень нужно.
Винду кивает, встает и подходит к нему – медленно, кажется, даже нерешительно. На секунду замявшись, он опускается на колени, и кладет руки Оби-Вану на плечи, а потом дергает его на себя – бесцеремонно, если не сказать «грубо» – и обнимает. Левый рукав задрался и обнажил темную руку до самого локтя, Мэйс сдавливает друга почти неистово, почти жестоко, чуть царапая ткань там, где под ней можно нащупать шрамы – а тот, в ответ, неторопливо, и чуть ли не нежно похлопывает харуун-кэльца по лопаткам.
Объятья длятся долго. Кеноби прижимается щекой к виску Винду, и вдыхает запах – одновременно бархатистый и острый. И немного, совсем немного, похожий на запах Анакина – ровно настолько, чтобы чувства вины и нелюбви – еще не ненависти, нет – к себе: притупились, если и не исчезли.
– Все… хорошо? – спрашивает Мэйс, убирая руки со спины Оби-Вана.
– Ты спас мне жизнь, – он почти не шутит.

Его лучший друг мог бы стать его лучшим мужчиной – но не стал, и никогда уже не станет, не суждено. В этом можно быть уверенным, не смотря на туманность будущего.
И это вовсе неплохо: во всяком случае, это убеждает Оби-Вана в том, что Мэйсом ничего не случится.


VI.

Палпатин одет в черное – траур по Амидале. Он жалеет «бедную девочку», хоть она и пыталась дважды запустить процедуру импичмента верховного канцлера. Он говорит: «она не была на моей стороне, но она не сделала мне ничего дурного».
Ряды «заговорщиков в сенате» становятся все реже – больше месяца назад погибла Мон Мотма, затем – Наберрие, а вчера произошел этот ужасный случай с Бэйлом Органой: кто-то задушил его, в туалете, сразу после заседания. Записи охранных систем пугают: ведь убийца – он, наверное, ситх, но, быть может, и джедай – картинно воздевающий руки, заставляя жертву, почти комично, биться в конвульсиях, приходит точно из ниоткуда, и исчезает бесследно. Его дюрастиловая рука крушит стены, а под капюшоном не разглядеть никаких примет, кроме одной – но ее хватило бы для опознания – у убийцы только половина лица.
Воздух на Корусканте, кажется, насыщен паникой сильнее обычного.
Обо всем этом канцлер не говорит с Оби-Ваном – тот и так в последнее время даже не может, или просто не пытается, скрыть свой утомительный испуг.

Черные перчатки расшиты черным жемчугом. Канцлер, с привычной нежностью, гладит живот любовника:
– Как там наш мальчик?
– Кажется… хорошо, – он уже ни в чем не уверен, его губы искусаны, а под глазами темнеют синяки, но Палпатин предпочитает не обращать на это никакого внимания: ему известно, что ничто так не раздражает – в последнее время раздражение все чаще сменяется огорчением – Оби-Вана, как слова, которые можно принять за сочувствие или подозрение в слабости.
– Это ведь мальчик? Ты ведь не будешь мне рожать девочку?
– Не буду, – улыбка, неожиданно ясная, яркая – настолько, что кажется неуместной и фальшивой. Исчезает она, впрочем, так же быстро, как появилась. – Ты сегодня не слишком устал? Мне хотелось бы…
– А тебе точно не будет вредно?..
– Точно.
Объятия канцлера кажутся ненадежными, зыбкими – как и все вокруг. Оби-Ван давно перестал убеждать себя в том, что причина этой мнимой иллюзорности всего мира – постоянные головокружения. Как и в том, что не ошибся. Дело не в страхе, не в гневе или боли – всего лишь в усталости: она, кажется, наполняет тело Кеноби полностью, стягиваясь крупным узлом где-то возле плода, который уже начал беспокойно ворочаться внутри.

– Хочешь быть сверху?
– Нет.
Кеноби не лжет, и дело тут не самих предпочтениях как таковых – хоть он и предпочитает отдаваться, порой и ему хочется вести, брать, быть внутри чьего-то тела. Но канцлер не из тех, к кому приятно пристроиться: стоит в него войти, он начинает неритмично дергаться, сжимает тело Оби-Вана руками и ногами, так сильно, что тому становится больно, и он едва может двигаться. Палпатин имеет его, даже будучи снизу.
Они пробовали так – раза два или три, в самом начале. Кажется, неудовольствие от секса было обоюдным.
– За мной небольшой должок. Я невероятно давно не работал ртом, тебе не кажется?
Канцлер, торопливо, но нежно, целует его: в шею, а затем – в щеку.
– Надеюсь, мое тело меня не подведет.
Палпатин делает шаг назад, и, с игривой улыбкой, извлекает откуда-то из складок одежды небольшой сверток:
– У меня есть для тебя подарок – встретился в одной антикварной лавке. Ты как-то говорил мне, что потерял свой гребешок, которым расчесывал бороду… Надеюсь, этот тебе понравится.
Оби-Ван, коротко кивнув, разворачивает бумагу. Происхождение вещицы сомнений не вызывает – набуянская вычурность сразу бросается в глаза: всюду наползающие друг на друга листья, животные, просто узоры, местами рисунок инкрустирован костью и полудрагоценными камнями – кое-где металл «отторг» инородный материал, и теперь там щерятся отогнувшимися фиксаторами пустые гнезда – даже удивительно, сколько всего удалось уместить на такой небольшой площади. Зубцы частые, тонкие и острые, как иглы.
Это действительно гребешок для бороды, но, на взгляд Оби-Вана, им удобнее вырывать глаза, чем расчесываться.
– Спасибо. Мне очень нравится.
– Я рад.

Кеноби устал от жизни на грани кошмара, и считает дни до истечения минимального срока, когда, наконец, можно будет извлечь плод. Контакт с Силой ослаб, но не настолько, чтобы исчезли то и дело появляющиеся воспоминания о возможном прошлом: запах Анакина, кажется, уже стал чем-то обыденным, он является почти каждый день. Вот только обыденность не делает страшное менее страшным – всякий раз это чуть ли не больно, потому, что в голову тут же приходят неуместные мысли, а память запаздывает ровно настолько, чтобы в сердце успела зародиться глупая и наивная надежда – но память никогда не даст поблажки, неизбежно напоминая, что все чаянья ложны. Головокружения и боль у виска выматывают едва ли меньше. А еще – болит спина, и чуть ли не постоянно хочется есть, и в любой момент может затошнить.
Джедай – он все еще не чувствует себя «бывшим», и думает, что никогда не почувствует, а «официальное заявление» Винду сгинуло где-то в глубинах памяти, будто нарочно мешая осознанию того, что храм, и совет, и исчерченная светлыми полосами комната «для тайных свиданий»: все в прошлом – коротает дни, пытаясь понять, какая именно боль: психическая или физическая – сильнее? Самая слабая – моральная; признание ошибок привычно, и Оби-Ван уже почти два года, как не сравнивает себя с проституткой.
«Вот она, любовь», – мысленно шутит он, думая о том, что секс с канцлером, кажется, последняя вещь, так или иначе приносящая облегчение. Это единственная – но воистину веская – причина, по которой он готов трахаться со своим любовником чуть ли не каждый день – жаль, что нет такой возможности.

Уже стоя у стены, в своем любимом месте, Палпатин спускает штаны Оби-Вана – почти до колен – и, коротко скользнув кончиками пальцев по бледным бедрам, одной рукой, привычно грубо, берет его за яйца, и жесткие волосы, вклиниваясь между мелким жемчугом, проникнув сквозь ткань, касаются скрытой под перчатками плоти. Вторая рука шарит между ягодиц – канцлер, как и всякий раз, точно впервые дотрагивается до этих «потайных мест», и хочет изучить их как следует. Средний палец опять и опять скользит по анусу – не проникая внутрь, а лишь запоминая наощупь.
– Я – позже, – говорит Оби-Ван, скидывая с себя чужие руки. – Сначала ты.
Не дожидаясь ответа – канцлер, с его привычкой прятать суть фразы в эвфемизмах, может затянуть и без того не короткую прелюдию до предела – Кеноби становится на колени. Его пальцы путаются в застежках и завязках – он не привык возиться с ними, ведь Палпатин почти всегда сам занимается своей одеждой.
– Тебе помочь?
– Я уже почти справился.
Расстегнув узкие черные брюки, он сдергивает их, опуская до щиколоток. Ноги канцлера – едва ли менее худые, чем у Оби-Вана – покрыты редкой и жесткой щетиной, местами сохранившей «молодой» цвет: рыжий, темный – совсем не похожий на тот, что был на голове.
Распустив шнуровку на трусах – тоже черных, и в этом мерещится циничная насмешка – Кеноби ощупывает член Палпатина: недлинный, но довольно толстый; и, облизав губы, берет его в рот.
– Не торопись, хорошо?
В знак согласия, Оби-Ван дважды стискивает левой рукой бедро канцлера. Тот, удовлетворенно хмыкнув, запускает обе руки в волосы своего джедая. Крупные жемчужины, пришитые на внутренние стороны перчаток, рядом с застежками, больно вдавливаются в виски.

Запах Анакина является почти сразу – как обычно, но Кеноби все равно замирает, точно ожидая чуда. Чтобы хоть как-то оправдать эту паузу, он поправляет тунику – не смотря на почти навязчивые уговоры, он не может носить одежду канцлера, хотя бы и «дома» – неудобно прижатую к полу коленом. Выдернув полу из-под ноги, он возвращается к прерванному занятию: головка провозится по розовой мякоти неба – вглубь.
Запах становится сильнее, как если бы Скайуокер опустился на колени, рядом с учителем – отогнать эту мысль не удается – а затем холодная левая рука опускается на голень Оби-Вана.
Канцлер стискивает череп сильнее, и жемчужины врезаются еще больней.
Кеноби становится по-настоящему страшно – так, как не было уже давно – но вырываться он не решается. Проклиная свою провидческую способность, которая совершила такое подлое и унизительное предательство, он зажмуривается, и продолжает ритмичные движения головой. Здесь нет Анакина.
Рука ползет дальше – не согреваясь от прикосновений к теплому телу, а, напротив, оставляя за собой свой холод, как оставляют слизь сухопутные моллюски.
– Чуть-чуть быстрее.
Ледяной палец ложится над разделяющей ягодицы складкой – кожа там очень чувствительная, и, кажется, Оби-Ван даже ощущает рисунок на подушечке – а потом скользит вниз, и это совсем не похоже на, казалось бы, почти такие же, прикосновения Палпатина. Палец проникает в кишку – резко, не больно, но… оскорбительно; и начинает шарить там. Ноготь кажется острым, как бритва.
– Еще немного…
Конец фразы Кеноби – испуганно стиснувший обеими руками колени канцлера, и мечтающий потерять сознание: так ведь бывает с беременными, он слышал – упускает, должно быть потому, что находящийся внутри палец, по-прежнему холодный, нащупывает простату, и начинает торопливо елозить по ней.
До щеки дотрагиваются мокрые волосы, и Анакин – «его здесь нет, это не он, успокойся, это все из-за токсикоза, ты же знаешь, это не твой ученик, он ведь умер» – начинает невнятно шептать что-то Оби-Вану на ухо. Справа, потому, что сам не может повернуться правой стороной – у него ведь у него есть только левая половина лица, вторую сорвал Гривус, первым же ударом. Как маску, полоснув острым пальцем по глазу.

Он ведь холодный, потому, что мертвый.

Кошмар внезапно останавливается. Канцлер резко, разжав руки, вытаскивает член, и кончает Оби-Вану в лицо – сперма пачкает бороду и левый ус.
Разжав руки, Кеноби падает на четвереньки – дурнота накатила внезапно, и ему кажется, что тошнит, от страха и унижения – на дорогой светлый паркет. Рвотные позывы такие сильные, что тело выгибается, как у животного. Уловить момент исчезновения Анакина не удается: просто неожиданно все заканчивается, и по носу – странно, почти приятно – скользит слеза. Должно быть, от облегчения.
– Что с тобой, милый?.. так плохо? – вопрос неожиданно кажется наивным.
Палпатин гладит Оби-Вана по спине, а тот почти готов себя возненавидеть, потому, что понимает всю свою безоружность перед этим – нельзя сказать, что внезапным – проявлением нежности.

 Отправлено: 10.02.07 22:24. Заголовок: Re:

Читаю и наслаждаюсь.
Сехмет пишет:

цитата:

И это вовсе неплохо: во всяком случае, это убеждает Оби-Вана в том, что Мэйсом ничего не случится.

Ему кажется, что он навлекает беду на всех своих любовником? Как он с этим живет?
Сехмет пишет:

цитата:

Ряды «заговорщиков в сенате» становятся все реже – больше месяца назад погибла Мон Мотма, затем – Наберрие, а вчера произошел этот ужасный случай с Бэйлом Органой:

А это мене очень нравиться. Так и должен расправляться с врагами политик. Планомерно, продуманно, шаг за шагом. А то в 3-м эпизоде у них немножко кашеобразно все получилось. Хотя, если б все сделали по уму, 4, 5 и 6 вобще по идее быть не должно было бы.
Сехмет пишет:

цитата:

– Это ведь мальчик? Ты ведь не будешь мне рожать девочку?

И почему мужчины всегда хотят мальчиков?

Сехмет пишет:

цитата:

и Анакин – «его здесь нет, это не он, успокойся, это все из-за токсикоза, ты же знаешь, это не твой ученик, он ведь умер» – начинает невнятно шептать

У Оби-Вана не просто глюки. К нему уже мертвецы начинают являться. Он ведь в его состоянии должен быть особо чувствителен.
Жалко мне его. Даже спокойной семейной жизни с канцлером у него не получилось. Ведь доведет сам себя до психоза.

 Отправлено: 10.02.07 23:54. Заголовок: Re:

цитата:

Ему кажется, что он навлекает беду на всех своих любовником? Как он с этим живет?

Так же, как и в каноне. Все, кого он любит, умирают.

цитата:

И почему мужчины всегда хотят мальчиков?

Поиск большего подобия, "вторичного воплощения", полагаю.

цитата:

Даже спокойной семейной жизни с канцлером у него не получилось.

Еще получится. Будет у них и спокойная семейная и жизнь, и большая и чистая любовь. Обещаю.

цитата:

Ведь доведет сам себя до психоза.

На то он и Оби-Ван.
Да, да, да, я знаю - самый чудовищный ООС - это доведенный до неприличной концентрации канон...

 Отправлено: 11.02.07 15:44. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Будет у них и спокойная семейная и жизнь, и большая и чистая любовь.

Ой-ой-ой. даже не знаю что страшнее. Те ужасы, которые сейчас вокруг Оби-Вана и с ним творяться или большая и чистая любовь с канцлером. Но все равно буду ждать, чем все у них закончится.

 Отправлено: 11.02.07 16:27. Заголовок: Re:

Большая и чистая любовь - явление сугубо позитивного характера. Я ж обещала хэппи-энд)

 Отправлено: 12.02.07 22:50. Заголовок: Re:

* * *

Улетать не попрощавшись – странно. Непривычно – но никогда не поздно привыкнуть к чему-то другому.
Или к кому-то.


VII.

– Мои поздравления, – говорит Гривус, парируя очередной удар. – Вы нашли нас удивительно быстро – даже быстрее, чем покойный Фисто.
Джедай молча отступает на шаг назад, и, прежде, чем генерал успевает податься вперед, совершает обманное движение, а затем, точно начертив мечом в воздухе полукруг, рассекает пополам обе половины правой руки Гривуса, и блокирует снизу атакующий выпад.
Мечи со звоном выкатываются из разжавшихся механических пальцев.
Уходя от следующего удара, биодроид отпрыгивает назад.
– Да, – раздается голос где-то позади: молодой, наглый, знакомый, – у него ушло почти вдвое меньше времени, чем у меня. Возможно, из-за скорости меня так и…
Магистр оборачивается – быстро, но, все же, опаздывает. Алый клинок вонзается в плоть, наполняя воздух отвратительной вонью паленого мяса.
– А в этот раз я обогнал Вас, – констатирует ситх.

Гривус переводит полный отвращения взгляд с полуразрубленного трупа – в длинной ране можно разглядеть розовые легкие, покрывшиеся буроватой коркой от соприкосновения с мечом – на обрубок собственной левой руки.
– Джедайский ублюдок. Ремонт будет ситхски дорогим.
– О, вовсе нет, – юноша улыбается, и – быть может, из-за отсутствия половины лица – улыбка его выглядит зловеще. – Вам не придется платить за… устранение последствий сегодняшней битвы.
Прежде, чем Гривус успевает переспросить – чтобы получить и без того очевидный ответ – или вновь активировать мечи в правой руке, ситх воздевает свой протез, одетый в черную кожаную перчатку. Тяжелое тело биодроида поднимается в воздух – внезапно замершее, оно отчего-то выглядит нелепым, почти смешным.
– Мы больше не нуждаемся в Ваших услугах, генерал, – и с пальцев левой руки срывается сноп синих молний.

* * *

На белых перчатках канцлера – ассиметричный красный рисунок, и кажется, что руки перепачканы кровью.
– Мой бедный Оби-Ван, – Палпатин поглаживает губу любовника, под правым усом, – как же ты умудрился так пораниться?
Среди рыжих и седых волосков – а седых уже чуть больше, и это огорчает Кеноби: в последнее время он очень легко огорчается, и не уверен, что причиной тому гормональная нестабильность или расшатанная психика – темнеют подсохшие кровавые капельки.
– Твоим гребешком.
Это чистейшая правда: он вонзил острые зубцы в себя, чуть не проколов верхнюю губу насквозь, от испуга, когда неожиданно почувствовал, как чья-то – ему все еще не хочется признаваться в том, что он знает чья – холодная рука больно, и фамильярно, и унизительно, ущипнула его за задницу.

Во сне ему является мертвый Фисто с пробитой грудью, мертвый Тремейн, разорванный на части – вся одежда залита кровью из обломка руки, и мертвая Наберрие, плюющаяся собственными волосами – а рядом с ней – ее мертворожденные близнецы.
Веди Оби-Ван дневник, поводы для нелюбви к себе он записал бы на первой странице, в аккуратный столбик. Два последних – новых – повода пугают. Он представляет себе эти слова написанными от руки – у него красивый, хоть и не очень разборчивый почерк – «мне нравится, когда канцлер утешает меня» и «я боюсь потерять ребенка».
Он проклинает свой дурной, слабый характер: боится, что недавняя ложь станет правдой, и неспособность противостоять обезоруживающей нежности – и любви? – канцлера, рано или поздно, выльется в привязанность. К нерожденному ребенку он уже привязан – и не знает, как от этого чувства избавиться, и даже сомневается в том, что хочет этого.
– Будь осторожнее.
– Конечно.
Оби-Ван не сомневается: все дело в том, что он покинул храм, причем именно сейчас, будучи таким – ему не нравится даже мысленно употреблять в свой адрес это слово – уязвимым. Он не стыдится признаться себе в том, что начал сходить с ума – от всего этого: от штучек своей «особой способности», и воспоминаний, и боли в спине и виске; а еще – от невозможности кому-нибудь довериться. Все рассказать.
А на самом деле, если задуматься – все просто и банально: он истосковался по другу, отчасти заранее. Зная, что – даже если, вдруг, все будет хорошо, и возвращения в храм не избежать – то, что происходит сейчас, разлучит, не менее неизбежно, чем смерть.
Винду был – это «был» появляется в мыслях само собой, и от него не получается избавиться – последним человеком, в обществе которого еще доводилось, пусть и грустно, смеяться.

– Тебе надо побольше есть.
– Я и так только и делаю, что ем.
– Если щеки округлятся, ты будешь выглядеть симпатичнее.
Палпатин, с едва заметной улыбкой, кладет руку любовнику на грудь; подушечка указательного пальца оказывается на правой ключице.
– Тебе идет моя одежда.
Тонкое темно-синее полотно – без рисунка, без вышивок – свободный и простой покрой. Эта вещь действительно удивительно хорошо выглядит на Кеноби, будто покупалась специально для него: совсем не видно, что плечи худоваты, а грудь кажется шире, и спина мощнее – все это уравновешивает выпуклость живота.
На боках ткань едва заметно темнее – «запасы» пришлось выпустить.
– Ты в ней такой… молодой.
Кажется, он хочет добавить что-то еще, но, раздумав, замолкает, и, улыбнувшись чуть яснее, дергает Оби-Вана за одну из немногих чисто-рыжих прядок. Короткая стрижка оставлена в прошлом – он отпустил волосы подлиннее, и сейчас носит ту же прическу, что до войны.
Будто хочет стать прежним.
– Молодой, но недостаточно симпатичный, так? – щурится: лукаво, игриво.
– Для меня, пожалуй, даже слишком.
– О. Вот как, – Кеноби тоже улыбается. Его зубы, за последнее время, стали чуть более желтоватыми – канцлер качает головой: нельзя столько курить, ожидая ребенка.
– Свел старика с ума своей красотой, и смеешься. Это недостойно джедая.

Оби-Ван фыркает. Он знает, что его собственные слова насквозь пропитаны фальшью, и, наверняка, Палпатин это замечает. Но ничего не говорит и не делает – хотя, наверное, разумно было бы прогнать из своего дома любовника, который не умеет даже лгать так, чтобы ложь смотрелась искренне.
«А что, если он действительно любит?..» – раньше эта мысль пугала, а теперь кажется странно-приятной, должно быть из-за необходимости чувствовать себя нужным.

– Я больше не джедай.
– Неправда, – неожиданно – не просто серьезно, нет – холодно и резко. – Ты никогда не перестанешь им быть.
– Послушай…
– Нет, послушай ты: единственное, что мне от тебя нужно – честность. Лицемерия я достаточно много вижу и в сенате. Некоторые отваживаются притащить его и в мой кабинет.
«Только честность, как же, – хочет сказать Оби-Ван. – Ты точно ничего не забыл?». Но он не говорит, потому, что эти слова кажутся ему чересчур женскими – что-то вроде «я отдала тебе все, что у меня было, исполнила все желания – а что в ответ? Опять сплошные претензии» – или что обычно говорят в таких случаях женщины?
Кеноби не очень хорошо разбирается в женщинах.
Он просто молча перебирает в памяти все эти «я хочу, чтобы Вы правильно поняли – мне ясна Ваша роль в жизни Анакина», «я хочу заняться с Вами любовью», «я хочу, чтобы ты пришел завтра ко мне домой», «я хочу, чтобы ты родил мне ребенка», «я хочу, чтобы ты меньше курил», «я хочу, чтобы ты оставил храм»…

– Я хочу тебя.

 Отправлено: 13.02.07 18:49. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

– Мы больше не нуждаемся в Ваших услугах, генерал, – и с пальцев левой руки срывается сноп синих молний.

Кажется запутанный клубок сюжета постепнно начинает распутываться. Твои первоначальные сомнения в его наличии для меня странны. По моему тут все на месте и именно в нужных пропорциях. Или мы под сюжетной линией понимаем разные вещи.
Сехмет пишет:

цитата:

как чья-то – ему все еще не хочется признаваться в том, что он знает чья – холодная рука больно, и фамильярно, и унизительно, ущипнула его за задницу.

Как не стыдно так неуважительно обращаться с беременной женщиной бывшим магистром, бывшим джедаем , бывшим учителем ( скольким ещё названиям ему можно прикрепить словао бывший?)
Сехмет пишет:

цитата:

и мертвая Наберрие, плюющаяся собственными волосами – а рядом с ней – ее мертворожденные близнецы.

Так они все таки были, я все думала найдется ли в этой АУ им хоть какое-то место?
Сехмет пишет:

цитата:

Веди Оби-Ван дневник, поводы для нелюбви к себе он записал бы на первой странице, в аккуратный столбик.

Обычна такая нелюбовь, ненависть к себе заканчивается суицидальными попытками. Надеюсь Оби-Вана от этого удержат любовь ли канцлера или что он там к нему испытывает.
Сехмет пишет:

цитата:

«А что, если он действительно любит?..» – раньше эта мысль пугала,

Я сейчас прям как Оби-Ван - сижу гадаю на ромашке: Любит - не любит, к сердцу прижмет - к черту пошлет( или куда там ситхи посылают?)

 Отправлено: 13.02.07 19:24. Заголовок: Re:

цитата:

Твои первоначальные сомнения в его наличии для меня странны. По моему тут все на месте и именно в нужных пропорциях. Или мы под сюжетной линией понимаем разные вещи.

Очевидно, да. По моему имху, то, что играет в данной истории роль сюжета - авторское "всех убью, чтоб было по-моему!" - действительно блекло, тоскливо, предсказуемо, сугубо символическо и вообще лучше всего справляется с ролью ярма на шее у читателей и автора.
Если это не так, то оно, конечно, хорошо.

цитата:

Как не стыдно

Мертвые стыду не имут, как глаголит мудрость народная.

цитата:

скольким ещё названиям ему можно прикрепить словао бывший?)

Еще он бывший герой войны и бывшая массово-популярная персона.

цитата:

Так они все таки были, я все думала найдется ли в этой АУ им хоть какое-то место?

Я не уверена, что им еще будет уделено внимание, но просто проигнорировать тот факт, что они были, я не могла.

цитата:

Обычна такая нелюбовь, ненависть к себе заканчивается суицидальными попытками. Надеюсь Оби-Вана от этого удержат любовь ли канцлера или что он там к нему испытывает.

До попыток "из окна утопиться" обещаю не доводить, и так сплошная мелодрама.

цитата:

Я сейчас прям как Оби-Ван - сижу гадаю на ромашке: Любит - не любит, к сердцу прижмет - к черту пошлет

Почему-то все очень удивляются, когда я говорю, что еще не определилась, любовь у них, али не любовь.
Определяться, впрочем, надо быстро: об этом уже в следующей главе писать придется.

цитата:

( или куда там ситхи посылают?)

Куда-нибудь в Запредельное.

 Отправлено: 15.02.07 23:24. Заголовок: Re:

Оби-Ван понимает, что сказал это вслух – понимает, как всегда, поздно.
– А у тебя все получится? – с сомнением спрашивает канцлер, стискивая средним и указательным пальцами гладкий темный шнур, удерживающий вместе полы одежды джедая.
– Полагаешь, и это будет вредно?
– Ты же жаловался на боли в спине. И не только, – второй рукой Палпатин, чуть нагнувшись, дотрагивается до голени Кеноби: в последнее время отеки усилились. – Боюсь, тебе лучше пожить в воздержании, пока твое тело не придет в норму.
Он говорит о беременности, как о болезни – и это тоже неприятно. Обидно.
– Если тебе очень нужно, я могу опять взять у тебя… или сделать все рукой, хочешь?
Поймав тянувшуюся к ширинке руку, Оби-Ван улыбается – джедайская реакция все еще не подводит.
– Не стоит. Думаю, я сделаю все сам. – А потом он точно просит прощения: – поцелуй меня.
– С радостью.

Это предсказуемо-страшно: как только губы соприкасаются, появляется запах Анакина.
«Если он опять до меня дотронется, я…» – что именно он собирается сделать, Кеноби не говорит даже сам себе. Знает только – не закричит, не заплачет, не упадет в обморок, не сможет все бросить, и вернуться в храм.
Самое отвратительное в этом запахе – то, что он поглощает все прочие, добавляя сомнительности окружающему миру: даже канцлер больше не пахнет ни самим собой, ни своим одеколоном, ни чужими людьми, с которыми виделся сегодня – не пахнут собой и небольшой диван, с шершавой обивкой, по которой судорожно шарят пальцы, и самец отта, чучело которого сидит возле левого подлокотника.
Ничем не пахнут – или пахнут Скайуокером.
Прервав поцелуй, Палпатин говорит:
– Мне кажется, будет правильно, если мы назовем его в честь Анакина. Мы ведь оба любили его…
Эта фраза тоже была ожидаема, но сейчас она звучит как оскорбление.

Напрягшись, как в ожидании удара, Оби-Ван открывает глаза – и видит своего ученика, стоящего у стены, возле чучела – шикарные белые усы едва не касаются левой руки. Правая рука оторвана – чуть выше, чем начинался протез; нет и правой половины лица: вместо нее – голое мясо, местами покрытое подсохшей бурой коркой, а местами сочащееся кровью. Глазница пуста, а там, где раньше была верхняя губа, чуть поблескивают зубы.
Анакин щурится – свет бьет ему прямо в лицо, но тени мертвец не отбрасывает.
– Что-то случилось, учитель? – спрашивает он. – Вы выглядите таким испуганным…
Не знай Оби-Ван наверняка, что это не поможет – он закрыл бы глаза. Он ни в чем себя не убеждает – все привычные «это все не на самом деле, это все из-за того, что ты беременный», застревают где-то на полпути, так и не став словами внутреннего голоса. В брюшной полости все сжимается в легком – пока легком – спазме.

Палпатин что-то взволнованно говорит, но толком разобрать слова отчего-то не удается – его «тебе плохо» теряют интонацию, и Кеноби не может уже с уверенностью сказать, что это вопрос, а не утверждение.
В Силе он видит, как на бело-красных перчатках появляется тьма, будто канцлер зачерпнул ее из воздуха. Полные клубящегося черного тумана ладони прижимаются к вискам Оби-Вана, и тот, едва успев ощутить до унизительного сильное облегчение, проваливается в обморок.


VIII.

– Ну что, канцлерша, очнулся?
Оби-Ван приоткрывает веки, но, тут же, зажмуривается – розоватый, уже чуть фиолетовый – свет, льющийся из окна, причиняет боль.
– Да. – Он не сразу понимает, в чем дело, но потом, все же, открыв глаза, задает бессмысленный вопрос: – Мэйс, это ты?
– Я.
Его присутствие успокаивает, и почти наполняет желанием жить.
Кеноби приподнимается и оглядывается – он уже не на диванчике в комнате с чучелами, а в спальне. Наверное, канцлер отнес его сюда после потери сознания – отнес, положил на кровать, и раздел. Пронести через всю, быть может не шикарную, но большую, квартиру – довольно крупного мужчину, к тому же находящегося в положении: худощавому старику такое не под силу.
Если, конечно, он не…
– Он ситх. Это ведь все объясняет верно? и как удалось его похитить, и почему Дуку не причинил ему вреда, и…
– Успокойся, Кеноби. Совету все уже известно – мы поймали Гривуса, и обо всем рассказал.
Винду стоит спиной к окну, и кажется полностью черным.
– Одень что-нибудь, и пойдем. Самое время тебе вернутся в храм – целители позаботятся о тебе.
– А… – Оби-Ван вопросительно смотрит на свой живот, мысленно, в очередной раз, рассказывая сам себе, как все это недостойно джедая: мало того, что позволил сделать себе ребенка, так еще и умудрился привязаться.
– Я не знаю, – что ж, это звучит честно. – Может быть, мы оставим его в храме, пусть учится. Если, конечно, Йода не обнаружит в нем отпечатка тьмы.

Тихо вздохнув, Кеноби приподнимается на кровати – поясницу тут же охватывает тянущая боль, легким жжением перекидывающаяся на весь позвоночник, и привычно отдающаяся в шрамах – и осматривается в поисках одежды. Разумеется, ее здесь нет: Палпатин не случайно шутит, что его дроиды-слуги вот-вот останутся без работы – слишком уж педантично он сам следит за порядком.
– Помоги мне встать.
– Капризничаешь?
– Именно. Дай мне руку, будь добр.
Мэйс делает пару шагов вперед: вместе с ним приближается и его запах – такой соблазнительный и почти чудесный: к нему примешивается что-то еще, точно незнакомое – но Оби-Ван уговаривает себя не обращать внимания на эту примесь.
Магистр протягивает руку, и хватает друга за запястье, так же, как делал это прежде – грубовато, чуть ли не жестоко: в этом и мужественность, и надежность этого прикосновения.

Ладонь Винду холодна, как лед, как ладонь мертвого Анакина. И она отчего-то скользкая – освободившись, Кеноби подставляет свою кисть свету: так и есть – кровь.
– Значит, и ты…
– Извини, – Мэйс с усмешкой разводит руками. – Так уж вышло. Гривус опять был проворнее, вот и все.
Чуть помолчав – ровно столько, чтобы Оби-Ван не успел ничего сказать – он добавляет:
– Ты должен обо всем сообщить Йоде. Если можешь – немедленно.
Произнося эти слова, он поворачивается боком, и становится заметно, что туника почти рассечена надвое: должно быть, и тело тоже.
– Ты должен. Иначе выйдет, что все зря.
В отличие от Анакина, он совсем не пугает: с ним-мертвецом так же хорошо и спокойно, как и с живым.

Оби-Ван напоминает себе, что нельзя принести жертву не до конца – только все сполна. Он больше не чувствует себя безумцем.
Не то, чтобы от этого стало легче – напротив, раз больше нет сомнений, значит появился лишний шанс себя упрекнуть: «знай и стыдись, Кеноби: тебе было почти хорошо с ситхом».

* * *

Комната учеников Сидиуса, как всегда, тиха и спокойна – ради этого стоило тратиться на звукоизоляционные маты, толщиной чуть ли не с рог банты.

Гигиенические процедуры уже окончены, и миска с остатками химиката накрыта снятыми перчатками. Одежда Дуку свалена в кучу на полу, а сам граф сидит в своем кресле – все также настороженно и вальяжно – абсолютно обнаженный, точно подставляя ровному электрическому свету каждый шов на своем теле.

 Отправлено: 16.02.07 23:57. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

не сможет все бросить, и вернуться в храм.

Сехмет пишет:

цитата:

Самое время тебе вернутся в храм – целители позаботятся о тебе.

Неужели ему есть куда возращаться. Ещё не всех джейдаев за эти годы истребили? Или у Винду так сильна вера в способности Йоды?
Сехмет пишет:

цитата:

Он больше не чувствует себя безумцем.

Видишь один призрак - безумец. А видешь пару - все нормально. Мне кажется, что это у Кенобиевской беременности просто такой феномен. Ну некотоорых на соленое слишком сильно тянет, других на клубнику, а Оби-Ван призраков видет. Каждому свое.
Сехмет пишет:

цитата:

Гигиенические процедуры уже окончены, и миска с остатками химиката накрыта снятыми перчатками.

Какой он не чуткий. Матери его ребенка плохо, а он своими чучелами занимается.

 Отправлено: 17.02.07 00:58. Заголовок: Re:

цитата:

Неужели ему есть куда возращаться. Ещё не всех джейдаев за эти годы истребили?

Там осталась еще большая часть магистрата, так что куда - *пока* есть.

цитата:

Видишь один призрак - безумец. А видешь пару - все нормально

Натюрлих. Кроме того, совместное проживание с ситхом несколько меняет взгляд на обыденные феномены.

цитата:

Какой он не чуткий. Матери его ребенка плохо, а он своими чучелами занимается.

Он - наконец-то! - дорвался до любимых мужчин. А с мамашей ничего не случится - отлежится и прочухается.

 Отправлено: 17.02.07 10:38. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Он - наконец-то! - дорвался до любимых мужчин.

Если его любимые мужчины привлекают только в виде чучел, то может Оби-Вана ему не стоит любить. Глядишь, и жив останется.

 Отправлено: 17.02.07 12:10. Заголовок: Re:

Aut Sidious, aut nihilus. Кто ж Оби-Вана любить будет, если не канцлер?

 Отправлено: 18.02.07 23:46. Заголовок: Re:

Шея аристократа залатана с помощью куска искусственной кожи – неестественно гладкой и розовой, но она ничуть не хуже, чем любая другая. В сущности, Палпатину ничего не стоило использовать кусок настоящей человеческой кожи: при определенном желании, можно было даже срезать его с шеи Скайуокера, но в этом нет смысла – инородное тело останется инородным.

– Я думаю, все можно приписать моему везению, – канцлер любит говорить с Дуку, памятуя о том, каким прекрасным собеседником тот был при жизни. – И я должен извиниться перед Вами, мой дорогой граф: Кеноби действительно очень хорош. Не уверен, что из него вышел бы ситх, но не в этом его прелесть.
По ноге вниз, до самой стопы, тянется плотная, чуть чересчур розоватая полоска шва – сейчас она чуть заметно блестит от укрепляющего состава. Большим пальцем, дотрагиваясь до кожи так легко, как только возможно, ситх проводит по этой чуть выпуклой дорожке – от колена до середины голени.
– Кто бы мог представить, что он такой чувствительный, верно?

Чувствительность – и, конечно, привязчивость, и эта ужасная, типично джедайская, привычка каждый день, снова и снова, обвинять себя во всем происходящем вокруг зле – Оби-Вана сыграла Сидиусу на руку: почти не пришлось мешать естественному ходу событий. Необходимо было только «добавить красок» видениям прошлого и будущего, которые пришли сами собой, да, скорее с помощью слов, нежели Силы, укрепить такую, в сущности понятную, боязнь утратить свою мужественность.
И теперь – слишком нервный, издерганный, напуганный – Кеноби послушен и верен, потому, что боится остаться наедине со своим безумием.
В романе написали бы «он сломал его» – но канцлер бы так не сказал, ему ведь известно, что это не вполне верно: сломленные выглядят совсем иначе, и до этой ступени Оби-Ван еще не спустился – в этом, впрочем, и нет нужды. Кроме того, Палпатин не терпит потрепанных временем, штампованных терминов.

Дуку красив, и красота его подлинно аристократична – не сравнить со слащавой смазливостью, которая до сих пор присуща Кеноби, и вряд ли с годами облагородится – даже несколько жаль, что теплые, пусть настороженные, отношения учителя и ученика не стали чем-то большим. Хотя, разумеется, в связи двух стариков, даже когда они оба полны сил, слишком много обоюдного сочувствия – милосердия – а оно способно сделать игрой в поддавки и безумную страсть, что уж говорить о мирной и степенной – любви? – благородных ситхов.
Невыносимо велик был соблазн сделать Тирануса не просто чучелом, а сексуальной игрушкой – но Сидиус не позволил своей похоти победить уважение: пусть его и раздражает необходимость довольствоваться редкими – насколько обязывает необходимость казаться преждевременно постаревшим – соитиями с джедаем, мертвые требуют большей обходительности, нежели живые. Они достойны почтительного обращения.
А тело, пусть и не приспособленное для совокуплений, все равно остается в полном распоряжении.
Палпатин щупает брюшной шов – он не слишком удачен: пришлось делать его шире, чем обычно – старая кожа расползалась под иглой. По груди раздвоившиеся швы проходят возле самых сосков – часть длинных, жестких и редких, волос пришлось сбрить, ради усиления соединения клеем.
Ребра графа – ровные и мощные, их приятно стискивать ладонями; приятно и гладить кончиками пальцев позвоночник: изящный, но не хрупкий, идеальный – как и у всех джедаев.
Именно прикосновения к спине умершего ученика всегда вызывают сильнейшее сексуальное возбуждение: оно давно стало частью вежливого отношения – ведь есть огромная разница между проникновением в тело и получением удовольствия от его созерцания и невиннейших прикосновений.

Но сегодня канцлер не собирается тратить время на утоление похоти – оргазм мешает поддержанию «силовой» связи – и потому, с некоторым сожалением, притягивает небольшой серебристый гребешок, лежащий на тумбочке, в дальнем углу комнаты. Прежде был другой – массивный и богато украшенный – но менее удобный.
Жаль, пока не удалось увидеть, как с ним управляется Кеноби – чуть ли не каждый день появляющиеся – то легкие, то глубокие – царапины под бородой и усами, указывают на то, что пока гребешок побеждает.

Оби-Ван из тех мужчин, в которых легко и приятно влюбляться: достаточно миловидный – пожалуй, даже чересчур – и ласковый, и такой послушный, если уметь с ним обращаться.
Он точно предназначен для опытов – хоть Палпатину и не нравится, когда тот изображает из себя женщину: к чему? – пусть это и помогает контролю, но выглядит это отвратительно, и довольно грубо; но, все же, порой, хочется купить ему косметику. Было бы интересно посмотреть, как Кеноби будет краситься.
Конечно, настолько его унижать не стоит – будет жаль, если наигранная женственность вдруг выйдет из-под контроля, и повредит мужскую сущность.

Довольно и того, что Оби-Ван уже пережил. Пожалуй, ему самое время познать милость ситха.


IX.

Палпатин выходит из-за драпировки, приподняв ее край с помощью Силы – Оби-Ван успевает разглядеть дверной проем в стене, возле того места, которое часто избиралось канцлером для любовных игр. В полумраке потайной комнаты едва угадываются два смутно знакомых силуэта, но быстрого взгляда не хватает для того, чтобы их опознать.

– Ты уже пришел в себя? Хорошо. Я не был уверен, что тебе не повредит, но… Ты меня напугал.
Кеноби не знает, что можно сказать в ответ. Он уверен, что выглядит и ведет себя неестественно, не так, как хотелось бы ситху. Он не знает, нужно ли выглядеть испуганным, нужно ли биться в истерике и плакать, или просто укрыться одеялом, пряча наготу.
Оказывается, довести свою жертву до конца – непросто. Трудно сказать, сколько пройдет времени, прежде чем Йода, просмотрев запись сообщения, пребудет сюда. И все это время, до последней секунды, нужно продержаться, импровизируя, играя непривычную, ненормальную роль.

– Я…
– Прости, – Палпатин, улыбаясь – мягко и нежно, как всегда – опускается на кровать у ног любовника, и тот подается чуть назад, почувствовав отвратительный химический запах средств по уходу за чучелами, – я хотел бы рассказать тебе обо всем раньше, но, – он разводит руками, – ты ведь слишком джедай. Стоило бы дождаться рождения нашего мальчика, но этот припадок…
– Это был не припадок.
Кеноби хочет добавить что-то еще, но обрывает фразу, почувствовав новый спазм.

Способность к вынашиванию детей, прежде присущая мужчинам с малоприспособленных для жизни планет, давно перестала быть естественной. С помощью Силы можно зачать, можно выносить – но рождение невозможно – только с врачебной помощью.
Иногда еще случается то, что принято называть «преждевременными родами» – стенки кишечной капсулы сокращаются, преждевременно запуская механизмы некогда естественного процесса. Подталкиваемый толчками стенок серовато-розового вместилища, плод точно ищет слабое место своей «тюрьмы», чтобы выбраться. Процесс может длиться сутками, но, иногда, оканчивается очень быстро – при неоказании медицинской помощи наиболее вероятен следующий исход: зародышевая капсула рвется, и ребенок выпадает в брюшную полость.
Особенно часто так бывает на поздних сроках. С мужчинами «в возрасте». Из-за шока.

Оби-Вану кажется, что он почти видит это: две маленькие ручки выскальзывают из кишки, царапают его органы, дергают жилы, с любопытством закапываются в брюшину.
Ему страшно, и он заранее чувствует, как из ануса течет кровь.

– Тебе опять нехорошо?
Кеноби, зажмурившись, трясет головой – так сильно, что волосы хлещут по лицу.
– Я могу помочь.
Следующий спазм заставляет стонать – все мысли, громоздкие и длинные «Сила великая, как же мне больно!», умещаются в одном звуке, до неприличия слабо отличающемся от тех, что срываются с губ перед оргазмом.
– …Но можешь ли ты позволить себе принять помощь от ситха?
Стон уступает место крику, и дело не только в боли. Оби-Ван не просто не хочет умирать – он боится потерять ребенка.

Кодекс ордена гласит: страх ведет на Темную сторону.

 Отправлено: 20.02.07 15:26. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

– И я должен извиниться перед Вами, мой дорогой граф: Кеноби действительно очень хорош.

Как мне приятно это слышать. Я лично жалею, что у Оби-Вана с Дуку так ничего и не было.( это не к твоему фику, а так, вообще)
Сехмет пишет:

цитата:

Невыносимо велик был соблазн сделать Тирануса не просто чучелом, а сексуальной игрушкой

Я рада что уважение возобладалою Ктому же эти его игры с натирание мазью смотряться гораздо эротичнее, чем если б он просто чучело трахал.
Сехмет пишет:

цитата:

мертвые требуют большей обходительности, нежели живые.

Но все-таки у ситхов страная логика.
Сехмет пишет:

цитата:

Оказывается, довести свою жертву до конца – непросто.

Сидиус его щас будет распинать? Хотя если верить канону и приход Йоды не слишком-то ему поможет.
Сехмет пишет:

цитата:

Особенно часто так бывает на поздних сроках. С мужчинами «в возрасте». Из-за шока.

Он Оби-Вана все-таки довел. Я же говорила, ну нельзя так с беременной жен... с беременным.
Сехмет пишет:

цитата:

Ему страшно, и он заранее чувствует, как из ануса течет кровь.

Надеюсь он не истечет кровью, пока ситх с джедаями сражаться будет.

Сехмет пишет:

цитата:

Кодекс ордена гласит: страх ведет на Темную сторону.

И он тоже передет на темную сторону из-за любви.*хлюпаю носом* Но у него хотя бы причина правдоподобная.

Все проясняется, а мои вопросы находят ответы. Значит конец уже не загорами. У меня остался один главный вопрос - как все это можно закончить хэппи-эндом? Но я верю в автора.:)

И ещё, я этого кажется не упоминала, но мне очень нравиться, как ты отношения Мейса с Оби-Ваном описываешь. Вроде бы такие невинные, но от этого ещё более интересные.

 Отправлено: 20.02.07 16:15. Заголовок: Re:

цитата:

Я лично жалею, что у Оби-Вана с Дуку так ничего и не было

У Дуку вообще много с кем могло бы быть, но толком ни с кем, кроме Сайфо Диаса не срослось.
А, Дагон побери, жаль.

цитата:

Но все-таки у ситхов страная логика.

Форсъюзеры вообще отличаются странной логикой)
А маньяки ситхи - тем более.

цитата:

Сидиус его щас будет распинать?

Нет, все будет куда гуманнее)

цитата:

Надеюсь он не истечет кровью, пока ситх с джедаями сражаться будет.

Скорее всего, нет.

цитата:

И он тоже передет на темную сторону из-за любви

Не уверена. С этим тоже еще не удалость определиться. На провакационный вопрос "а с чем удалось?" не отвечу)

цитата:

У меня остался один главный вопрос - как все это можно закончить хэппи-эндом?

Вот я и сама думаю Можно. У меня, конечно, не вполне традиционные представления о хэппи-энде, но с индийским вариантом "все умерли" я не согласна.

цитата:

И ещё, я этого кажется не упоминала, но мне очень нравиться, как ты отношения Мейса с Оби-Ваном описываешь. Вроде бы такие невинные, но от этого ещё более интересные.

Спасибо. Я, в принципе, стараюсь продолжать каноническую линию - мне всегда казалось, что эта их дружба, не ставшая чем-то большим, вполне могла.

 Отправлено: 21.02.07 15:07. Заголовок: Re:

– И примет ли подобное подаяние твоя джедайская гордость?
– Да.
Он стискивает кулаки и пытается не закричать снова.
Он открывает глаза, но все равно видит маленькие пальчики, зарывающиеся в его сальник.
– Ты сказал…
– Да, да, да, ситх побери!..
Канцлер кивает, и опускает правую руку на живот Кеноби – привычным, почти что отработанным движением – а левую прижимает к виску, возле которого уже разлилась отвратительная пульсирующая боль.
Тьма окутывает тело, и внутри все расслабляется; спазмы исчезают почти сразу, оставляя странное «послевкусие», похожее на чувство пустоты – будто эти внутренние судороги занимали место.

Едва боль уходит, Оби-Ван мысленно проклинает себя – «как ты мог позволить…» – и дальше десятки слов о том, что джедай никогда не позволит ситху к себе прикасаться, особенно так, о том, что нельзя бояться смерти. И о ребенке.
Все обвинения сливаются в приказ: не дай Темной стороне овладеть тобой.
– Спасибо, – только и говорит он.
– Теперь с ним все будет хорошо. И с тобой тоже.
Немного помолчав, канцлер проводит указательным пальцем по краю уха любовника, и говорит:
– Ты не должен бояться – ни меня, кого бы то ни было еще. Я не позволю чему-нибудь дурному случиться с тобой.
Палпатин оставляет несказанными все банальные фразы, такие как «прости меня за эту ложь» и «я люблю тебя» – нет нужды говорить банальную бессмыслицу, когда можно положиться на сообразительность, которая, как принято считать, присуща всем джедаям.

– Ты принесешь мою одежду?
– Конечно. Я могу тебя даже одеть. Скоро придет один мой друг.
Рука ситха выглядит хрупкой, и Кеноби думает, что мог бы без труда раздавить эти тонкие, как у птицы, кости, просто стиснув их ладонью. Он мог бы, если бы имел дело с обычным стариком.
А еще он думает, что хорошо бы убежать отсюда – все равно он не поможет в бою. Но Палпатин не позволит, и вряд ли простит.
– Оби-Ван, ты же любишь меня?
– Очень.
Он говорит себе, что, в конце концов, страх смерти может быть всего лишь следствием предусмотрительности, а не чем-то стыдным.
Нелюбовь к себе тоже утомляет, как и все остальное.

* * *

«Друг» входит без стука, почти что по-хозяйски; он не здоровается и не представляется, должно быть, не считая это нужным.
Он молод, высок ростом, не красив – для этого у него слишком крупные черты – но можно было бы сказать «привлекателен», не будь его лицо так изуродовано: правая сторона содрана почти полностью, от середины лба до середины щеки. Там, где прежде была кожа, темнеет матовая металлическая пластина – под ней видны не зажившие косые надрезы; отсутствующий глаз заменен светящимся красным протезом.
Нет и правой руки – этот протез полностью скрыт длинным рукавом и перчаткой, но это не имеет ни малейшего значения: Оби-Вану известно наверняка, он ведь видел.
Видел, как Антинниса Тремейна разорвал на части генерал Гривус – сначала вонзил пальцы возле правого уха, а затем резко дернул на себя, тараня глазное яблоко средним и безымянным пальцами; затем, пользуясь замешательством противника, он, вцепившись в локоть, сломал руку – сначала рванув ее вверх, потом вниз, и, сразу после – на себя.
На этом месте запись обрывалась, а труп так и не нашли, но все ведь знали, что было потом: то же, что и со Скайуокером – пробитое горло, смятые ребра, раскрошенный позвоночник.

Все было так просто.

Палпатин – он уже надел перчатки: темно-серые с мелкой светлой вышивкой – стискивает запястье любовника: может быть, это проявление нежности, а, может быть – предупреждение.
– Антиннис, – это имя звучит как неродное, но, должно быть, из своеобразного уважения к чувствам Оби-Вана, ситх называет ученика именно так, – отведи его в покои лордов, и жди меня в спальне.
Тремейн кивает.
Кеноби понимает, что ему абсолютно не хочется осознавать смысл происходящего. В этот день уже случилось чересчур много всего – как и в тот, что был три года назад, и который так не хочется сегодня вспоминать.

Взяв джедая за руку, Дарт Даннан позволяет себе небольшую, но грубую выходку. Возможно, он не умеет воздействовать на чужое сознание так же умело, как владыка, но, все же, искушение велико, а жертва доступна – он детально воссоздает в памяти картину убийства Винду, и сосредоточившись на ней, отдает ее Кеноби. Тот вздрагивает, и едва заметно прикусывает губу.
В Силе этот испуг выглядит по-настоящему чудесно.

– Вам помочь встать?
– Нет, благодарю.
Вера в благополучный исход, кажется, исчезает именно в этот момент.


X.

Оби-Ван ждет нового спазма, уверенный, что в том, что так просто все не кончится. Он ждет, когда же, наконец, все внутри сожмется от боли, и раздастся противный чавкающий звук – наверно, именно так рвутся внутренности.
Тремейн усадил бывшего магистра на пол – постелив на паркет одеяло, вероятно, лишь из страха быть наказанным.
Лодыжки болят, можно было бы сказать – «мучительно», но, в сравнении с болью в пояснице – не так уж сильно.

«Покои лордов» – та самая небольшая комната позади спальни – не слишком хорошо освещены: лампы две, но горят они вполнакала, и этот бледный свет вселяет тревогу. Разглядывая что-нибудь, приходится напрягать глаза, от чего они начинают слезиться.
Не то, чтобы Кеноби хотел как следует разглядеть своих «соседей по камере» – но больше здесь не на что смотреть, и взгляд сам собой возвращается к мертвым ситхам.
Темноватые тонкие швы на коже полуодетого графа выглядят отвратительно, но – «должно быть, мне передалось его безумие» – есть в них и нечто неуловимо-притягательное. Кажется, в тайне от себя, Оби-Ван даже несколько сожалеет, что забрак полностью одет, и его швы скрыты: хочется узнать, как они выглядят – цвет и расположение, а еще – каковы они наощупь.
Отчаянно не хочется думать о том, что, может быть, Палпатин решит пополнить свою небольшую коллекцию и чучелом любовника.

Все-таки, для того, чтобы именоваться «комнатой», помещение слишком мало – скорее, это большой чулан.
Давно, невероятно давно – двадцать шесть лет назад – в клетушке, вроде этой, Кеноби получил то, что сам считает своим первым сексуальным опытом. В молодости партнеры часто спрашивали его об этом, и он, чуть кривя душой, рассказывал другую историю – о том, как, в девятнадцать лет, он познакомился в баре с кудрявым пареньком, и познал радости секса – в душном, замызганном туалете, где все стены были испещрены ожогами от сигарет.
На самом деле, отсчет своей половой жизни он ведет с того дня, когда его – четырнадцатилетнего подростка – затолкал один паренек, едва ли тот был намного старше, в такой вот полу-чулан, полу-комнату, должно быть, намереваясь взять силой. Вот только чего-то не хватило: может быть, смелости, может быть – опыта, и он лишь рассеяно тискал младшего мальчика, не решаясь на проникновение. А Оби-Ван не сопротивлялся этим нежеланным ласкам, хотя ему ничего не стоило избавиться от, казалось бы, раздражающих домогательств. Но он неподвижно стоял у стены, пока не кончил, испачкав штаны и край туники.
При желании, можно было бы найти именно в этой – заметной еще в столь раннем возрасте – привычке к непротивлению, причины всего происходящего сейчас. Но сил на это просто нет – кажется, усталость, чтобы комфортно разместиться в теле, выдрала из Кеноби все прочие чувства, даже отвращение к резкому запаху средства от музейного жучка.

Из-за стены не доносится ни звука.
С двумя ситхами не справиться даже Йоде, но ведь он мог придти не один – Ади Галлия должна сейчас быть на Корусканте, как и Шаак-Ти. Тогда, возможно, им удастся победить, и кошмар закончится.
Правда, Оби-Ван не верит в эту возможность: он почувствовал, как Тремейн убил Мэйса, и догадывается, что скрывавшийся все это время так близко – и, должно быть, скрывавший рядом с собой Гривуса – молодой лорд куда сильнее и смертоноснее, чем джедай, которым он когда-то был.
А Палпатин, скорее всего, могущественнее своего ученика всего лишь в десятки раз.

Кажется, и без того донельзя слабый контакт с Силой вот-вот разорвется окончательно, и уже ничего с ним не удастся сделать.
Может быть, медитация и помогла бы вернуть душевное равновесие, но она требует концентрации и для нее необходимо отрешиться от окружающего мира. Поэтому Кеноби даже не пытается – знает, что не сможет, и не хочет лишний раз в себе разочаровываться – просто сидит на одеяле, и смотрит на мертвого Дуку, рассеяно поглаживая собственное колено.
Пару дней назад он заметил, что его руки изменились: почти с самого начала беременности он даже не держал меча, не говоря уж о хотя бы тренировках, а канцлер, временами, настаивал на том, что «нужно за собой ухаживать», и натирал ладони и пальцы любовника жирными кремами, пахнущими до тошноты приторно – интересно, не так же ли он ухаживал за своими чучелами?
Нежная и тонкая кожа, отросшие ногти – «не стриги слишком коротко, мне нравится, когда ты царапаешься» – все, что остается бывшему джедаю: любоваться своими крупными костяшками, которые так красиво и мужественно выглядят на по-женски холеной руке.

«Если ты станешь женщиной, я в тебя влюблюсь».
Оби-Ван – всего лишь один из сотен миллиардов граждан республики, которым везет любить или хотеть только тех, с кем не суждено быть вместе.
Если бы он составлял список вещей, которые не сделал, не смотря на то, что хотел – и не сделает уже никогда – то «не переспал с Мэйсом» стояло бы вторым пунктом, после «не спас учителя» и перед «не переспал с Анакином» – а, может быть, «не спас Анакина»: порой ему кажется, что, если бы удалось забрать ученика живым с «Незримой длани», все бы переменилось. Да, невыносимо наивно: выживший Скайуокер презрел бы свою Амидалу, и отымел учителя так, что тому еще день, а, может быть, и пару, было бы не слишком удобно в магистерском кресле.
Такие мысли – не повод для самоукора, в конце концов, можно бесконечно надеяться на благополучный исход того, что уже закончилось плохо.

 Отправлено: 21.02.07 15:09. Заголовок: Re:

 Отправлено: 21.02.07 18:57. Заголовок: Re:

Где и что я проспала и ушами прохлопала, что не знаю, кто такой Тремейн? Он тоже Сидиусовским учеником был? А что за должность такая- Высший инквизитор?
Сехмет пишет:

цитата:

А еще он думает, что хорошо бы убежать отсюда – все равно он поможет в бою. Но Палпатин не позволит, и вряд ли простит.

Вот здесь я что-то не совсем поняла? Кому он ещё помочь собирается в своем состоянии. Он уже и так наделал все выше крыши и алпатин бы его врядли простил бы, если бы- как я подозреваю- сам этому не способствовал бы.
Сехмет пишет:

цитата:

При желании, можно было бы найти именно в этой – заметной еще в столь раннем возрасте – привычке к непротивлению, причины всего происходящего сейчас.

Пытаешься в своем фике подвести поведение Оби-Вана под психологическую основу, раз канон этим не озаботился:)
Сехмет пишет:

цитата:

и натирал ладони и пальцы любовника жирными кремами, пахнущими до тошноты приторно – интересно, не так же ли он ухаживал за своими чучелами?

Он случаем не для того любовника в эту комнатушку посадил, чтобы показать, что с ним может случиться, если не будет себя хорошо вести?
Сехмет пишет:

цитата:

Да, невыносимо наивно: выживший Скайуокер презрел бы свою Амидалу, и отымел учителя так, что тому еще день, а, может быть, и пару, было бы не слишком удобно в магистерском кресле.

Ты меня запутала. так у них так ничего и небыло. А с начала повествовествования мне казалось, что было? Хотя бред психически неуровновешенног беременного товарища нельзя считать за доказательства.
Сехмет пишет:

цитата:

Такие мысли – не повод для самоукора, в конце концов, можно бесконечно надеяться на благополучный исход того, что уже закончилось плохо.

Как это верно подмеченно. К тому же чем ему ещё было заняться в покоях канцлера.

Спасибо за то, что удовлетворила мое любопытство в ответе на ЛС.

 Отправлено: 21.02.07 19:51. Заголовок: Re:

цитата:

Где и что я проспала и ушами прохлопала, что не знаю, кто такой Тремейн? Он тоже Сидиусовским учеником был? А что за должность такая- Высший инквизитор?

В принципе, он является EUшным персом, и мне не хотелось его сюда добавлять, но уж больно пленяет внешний колорит.
Тремейн - молодой джедай с несколько нестабильным характером. Сидиус обучал его искусствам Темной стороны, причем начал задолго до становления Империи - западные фэнонщики полагают, что он был "запасным вариантом", на случай, если что-то случится с Анакином.
Имперская Инкивизиция - ведомство, занимавшееся, в основном, устранением оппозиционных паранормов (в первую очередь - выживших джедаев и форсъюзеров-самоучек) и тоталитарных сект. При определенной фантазии, можно сказать, что Инквизиция была имперской версией храма джедаев.
Тремейн, опять же, согласно фанону, изначально был особой, приблеженной к императору, и, хотя формально он был одним из, кажется, семи, высших, и как бы подчинялся верховному, считалось, что он заправляет всем ведомством, и выполняет функцию лидера "полиции в полиции". Вейдера он крайне не любил и презирал за грубые методы работы - сам Тремейн почти никогда не прибегал к физическому насилию, предпочитая пытки ментального характера.

цитата:

Вот здесь я что-то не совсем поняла?

Опечатка. Последствие пяти перестановок частицы "не", с элементами насилия над майкрасофт вордом.
Будет исправлено, мерси.

цитата:

Он случаем не для того любовника в эту комнатушку посадил, чтобы показать, что с ним может случиться, если не будет себя хорошо вести?

Интересный вариант. Я подумаю на эту тему.

цитата:

Ты меня запутала. так у них так ничего и небыло. А с начала повествовествования мне казалось, что было?

Предполагалось, что нет. Наверное, стоило сделать почетче пассаж о прошлом бывшем на самом деле и вероятном.

 Отправлено: 24.02.07 11:09. Заголовок: Re:

Скорее всего, когда кончится плохо и то, что происходит сейчас, добавится еще одна надежда на несостоявшуюся удачу.
Это тоже привычно, и, кажется, тоже уже начинает выматывать.

Висок неожиданно прознает боль – такая сильная, будто кость проломили металлическим прутом – и, вслед за ней, появляется странное ощущение, которое Оби-Ван сначала принимает за начало нового спазма, но быстро понимает, что ошибся.
Понимает, что почувствовал чужую смерть – и едва ли это была смерть ситха.

* * *

Даннан приподнимает труп иктотчи, и снимает с его пояса меч – дурные привычки генерала Гривуса заразны. Когда ситх отпускает тело, и то, снова выпустив из ран несколько капель крови, тяжело падает на пол, тяжелые рога оставляют на паркете чуть заметные царапины.
Канцлер оборачивается, и смотрит на ученика с осуждением, но говорит лишь:
– Тебе пора нанести визит в храм, мой мальчик. Я займусь уборкой, – он кивает в сторону мертвой тви'лекки, из прорезанного живота которой натекло уже немало крови, красиво поблескивающей в свете ламп.
– Значит, Вы сами убьете своего… сожителя? – он выбирает самое удобное слово: немногозначное и лишенное эмоций.
– Я не стану его убивать, – Сидиус ласково улыбается, как правило это дурной знак. – Если бы я хотел, что уже сделал бы это, верно?
– Он джедай.
– Он совершенно не опасен. Подумай сам – чем кончится для его тела вынашивание плода? а роды? Возможно, у него и хватит сил на то, чтобы отбиться от уличных бандитов, но – можешь не тревожиться – Кеноби больше не воин. К чему нам лишняя жестокость?
– А его ребенок?
– Ребенок нам необходим. – Старший ситх отходит на два шага назад, становится почти вплотную к телу магистра Йоды: – взгляни на меня, ученик. Это тело придет в негодность через десяток лет – если повезет, через пару. Я умру. Кого ты будешь учить, если оставлять в живых опасно даже самых младших воспитанников храма?
Даннан поджимает губы – его наставник прав, но в словах может крыться ловушка. Пока он еще убежден, что до конца доверять Сидиусу нельзя. Кроме того – пусть каждое слово правда – обучать сына своего врага: разве это верно, разве это не грех?
– Как скажете, владыка, – говорит он, наконец.
Наставник коротко кивает, скрепляя это согласие, и стаскивает с левой руки перчатку.
– Уверен, – его голос звучит убедительно, и даже более, чем просто убедительно – как и всегда, – ты будешь мне благодарен, когда настанет твой черед быть учителем.
Он берет Даннана за руку, и, одним резким движением, надевает на него свою перчатку: быстро провезшиеся по коже стежки, кажется, чуть обжигают. Ткань полна чужого тепла, и, должно быть, из-за этого, молодой ситх, сжимает пальцы в кулак, расправляя материю.

– А теперь иди. Самое время избавиться от тех, кто действительно может представлять опасность.
– Слушаюсь, владыка.


XI.

Вот он: коротко остриженные черные волосы, грубоватая миловидность, вроде той, что присуща кореллианцам, темные глаза неясного оттенка. Он нравится женщинам.

Он называет себя Дарт Даннан, но не уверен, что уже стал ситхом, и имеет право носить это имя.
Он не жалеет о сделанном выборе, и уверен, что возможность быть учеником ситха и соправителем галактики – стоят потери руки и глаза: протезы несовершенны и лицо, на границе с пластиной, постоянно немеет и ноет – но плата достаточно высока.

Учитель приучил его любить правду, и от этой навязанной любви родилась привычка сомневаться – ведь нельзя полюбить то, что не познал, и нельзя познать, не сомневаясь – ставшая, со временем, главной чертой характера, фаталисты бы сказали – путеводной звездой.
В сомнениях он нашел истину.
Во всяком случае, так он полагает.
Он не намерен считать дни, но уверен, что империя ситхов – еще не провозглашенная, но уже существующая – будет принадлежать ему: не «рано или поздно» – но «когда придет время».
Единственное, в чем Дарт Даннан не сомневается, так это в том, что недоверие ведет к победе.

Его подкованные черные сапоги бьют по ступеням храма джедаев – кажется, бесшумно: звук шагов молодого ситха тонет в мерном рокоте марширующего батальона клонов.

* * *

Трупы джедаев уже убраны – Кеноби остается лишь догадываться, кто был здесь убит – но на полу остались пятна крови, возле которых видны следы темной стороны, похожие на тонкий черный дым.
Смерть отвратительно пахнет.

– Уходи, – говорит канцлер.
Оби-Ван вздрагивает – скоре удивленно, чем испуганно: он ждал чего угодно, кроме этого.

Ситх величественен, и, по-своему, великолепен; радужки его глаз еще сохранили желтоватый оттенок, на его левой щеке темнеет ветвистый ожог, и серая, троящаяся в свете ламп, тень скользит по стоящим у стены чучелам самца и самки залаацы. Тьма окружает его, точно черное сияние.
– Уходи, я отпускаю тебя.
Кеноби знает, что в этих словах спрятана ловушка, но не может понять, где она, не может нащупать «чувствительную точку», которая заставит капкан захлопнуться – и это порождает страх и неуверенность: ведь невозможно понять, что нужно Палпатину, и как не сыграть ему на руку.
– Но…
– Можешь быть спокоен, никто не тронет ни тебя, ни нашего ребенка. Тебе будет оказана необходимая медицинская помощь, когда придет время. Мне жаль расставаться с тобой, но, полагаю… ты все понимаешь, – он точно хочет добавить свое обычное «мой милый», но замолкает.
Оби-Ван хватает его за запястье, в точности копируя движение Винду; ткань перчатки – мягкая и чуть ворсистая:
– Я люблю тебя, – он отчаянно не хочет подыгрывать врагу – отчего-то это слово кажется неправильным – и надеется, что делает все верно, – и…
За последнее время он так привык к тому, что его все время перебивают, что начал теряться, когда это не случается.

С грустной улыбкой – каждая из его улыбок имеет массу значений, и невозможно угадать подлинное – Палпатин стискивает левой рукой нижнюю челюсть любовника, а затем, едва слышно вздохнув, впивается в его подбородок поцелуем, напоминающим укус – и дыхание щекотно ворошит левый ус Кеноби.
– Нет, и не стоит лгать, – говорит канцлер, разом освободив руку и прервав поцелуй. – Уходи, не стоит это затягивать.
Он почти всемогущ, спиной у него прячутся мертвые, и каждый из них – на его стороне.

Оби-Ван делает шаг назад, внимательно вглядываясь в драпировку, закрывающую стену позади ситха – быть может, и там скрываются какие-то тайны, о которых еще не время знать.
Вопросы, которые он не решается задать, кажется, переполняют горло, вот-вот поднимутся вверх, и исторгнутся наружу, точно рвота – заполняя рот невнятным противным вкусом.

Вместо очередного «уходи» Палпатин говорит:
– У тебя чудесные глаза. Наверное, именно из-за них я в тебя и влюбился.
Он не добавляет, зная, что этот комплимент вряд ли будет оценен так, как следовало бы – реши он сделать из Оби-Вана чучело, с окраской глаз непременно возникла бы проблема: пришлось бы смешать «альдераанскую лазурь» с «мириальским синим», но тогда будет утерян чудесный, хоть и едва заметный, зеленоватый оттенок – может быть «гли-ансельмский изумрудный», может быть – «харуун-кэльский темно-зеленый».
Это было бы интересной задачей, но игра не стоит свеч, и ни к чему нарушать данное обещание, да и швы Кеноби не пойдут. К тому же, мертвым он будет лишен большей части своего наивного очарования.

– Не заставляй меня ждать. – Потом, уже тише: – пусть у тебя все будет хорошо.
«Да пребудет с тобой Сила» прозвучало бы неуместно и глупо.
Коротко кивнув, джедай медленно пятится к выходу из комнаты, и ситх не провожает его взглядом. Не то, чтобы ему было все равно.

Когда расслоенная полудюжиной светильников тень исчезает, Палпатин стаскивает с руки правую перчатку и рассеянно бросает ее под лапы залаацы-самца, который навеки застыл в одном из па брачного танца.
Порой все бывает почти до скучного удачно и предсказуемо: будущее не туманно для ситхов, во всяком случае, для тех, которые сами творят его. Это как нежность, такая, должно быть, странная с посторонней точки зрения, закрадывающаяся в сердце и окрашивающая безупречные планы в пастельные тона – она была не только ожидаема, но и желанна: разве может быть что-то лучше взаимных теплых чувств, если требуется создать ментальную связь, вроде тех, что бывают между учениками и наставниками.
Нет нужды ломать чужую волю, когда можно всего лишь подменить ее, когда того требует момент, своей.
Возможно, в этом и есть милость ситхов в высшем проявлении – фантазия окрашивается в цвета реальности, и мысль становится призраком, с наэлектризованной эктоплазмой вместо крови. Некогда желаемое становится кошмаром, но к этому причастна разве что совесть жертвы – на все, что могло бы быть, но не случилось: с учеником и лучшим другом, был дан новый шанс, но память и неровная способность к предвиденью испортили подарок.
Возможно, это фальшивое безумие оказалось бы похожим на вызванные наркотиком галлюцинации – не будь в нем холодных ладоней и кровавых потеков.
Может быть, даже жаль, что вышло именно так.

Но при всей той нежности – он не ищет других слов, ему нравится это – которую Сидиус испытывает, и достаточно давно, к Оби-Вану, он рад последствиям своих несложных, хоть и утомительных, манипуляций: заранее разыгранное как по нотам, будущее окрашено в самые лучшие цвета.
«Ожидаемо» не значит «не желанно», это как самый лучший блеф при игре в паззак – когда на руках есть золотые карты, и ты знаешь, когда выкладывать их на доску, а противник сбит с толку собственными предположениями, и проигрывает, остановившись за секунду до победы.

Прикрыв глаза, ситх видит в черной пустоте мертвого Винду, произносящего заранее заготовленные для него слова, и комкающего пустоту окровавленной ладонью; а потом – Тремейна, наводняющего храм чужими кошмарами, попирающего то, чему так долго поклонялся.
Пальцы владыки сжимаются в кулаки, а затем расслабляются, и по левой руке стекает вниз едва заметная синеватая молния: это искреннее любых улыбок.
Это счастье ситха.

 Отправлено: 25.02.07 01:11. Заголовок: Re:

Значит Палпатин его все-таки отпустил. Или больше подходит слово выгнал. Потому что сейчас ему действительно некуда идти, да и причин жить маловато осталось. И подарка, который ему любовник преподнес он не оценил. Что ему остается - опять напрасные надежды на то, что все могло бы произойти по другому. А смыл , если он даже иллюзорное воплощение этих надежд принять не в силах.
Зато теперь я знаю, что и ситхи могут быть счастливы.:)
Сехмет пишет:

цитата:

– Ребенок нам необходим. – Старший ситх отходит на два шага назад, становится почти вплотную к телу магистра Йоды: – взгляни на меня, ученик. Это тело придет в негодность через десяток лет – если повезет, через пару. Я умру. Кого ты будешь учить, если оставлять в живых опасно даже самых младших воспитанников храма?

А лапши на уши Палпатин всегда был мастер вешать. Но у меня в связи с этим возник вопрос. Вернее он у меня волнует ещё со времен просмотра оригинальной трилогии. Палпатин что - вечно жить расчитывал? На добровольную передачу власти ученику вряд ли можно было расчитыват. Ситхи просто так по доброй воли от власти не откажутся. При том если учитывать как долго он её добивался. Но тело ведь все-таки человеческое,изнашивается, в этом естественном биологическом процессе никакая сила не поможет. Как же он с этим намерен был бороться?

 Отправлено: 25.02.07 02:13. Заголовок: Re:

цитата:

Зато теперь я знаю, что и ситхи могут быть счастливы.:)

Им сам бог велел быть счастливыми))

цитата:

Палпатин что - вечно жить расчитывал?

Вобщем-то да. Им заранее были подготовлены клоны с подавленной личностью. После смерти он как раз вселился в одного из них, и за вселением последовала история о совращении Люка Скайуокера на Темную сторону и прочих развлечениях. Кажется, это есть в книжке "Темная империя".

 Отправлено: 25.02.07 10:38. Заголовок: Re:

/

 Отправлено: 26.02.07 23:17. Заголовок: Re:

Предупреждение: не вычитано.



XII.

Это – время проверить на подлинность обещания Палпатина, и время надеяться на дружбу.
Декстер добр, и не задает вопросов – если, конечно, не считать однократного «а каково это?», в ответ на которое удалось полушутя бросить: «представь, что у тебя вдруг начали расти еще четыре руки»; он, не боясь преследования со стороны властей, поселил Кеноби у себя.
Тот благодарен ему – за все сразу, и, отдельно: за то, что бесалиск, должно быть, из учтивости или боязни «помять», отказался от дружеских объятий.

Постоянное ожидание сводит с ума: это хуже, чем мертвецы в спальне, чем удушающие дурные предчувствия, чем нужда терпеть ночные домогательства Палпатина, который, в полусне, бесцеремонно запускал пальцы Оби-Вану в рот и между ягодиц, и жарко дышал в ухо – это было хотя бы частью привычной жизни. А ожидание – и дня, когда можно будет извлечь ребенка, и часа, когда Тремейн явится нарушить обещание своего нового наставника – давит, точно вся атмосфера Корусканта разом превратилась в воду.
Временной парадокс: каждый час – как три тысячи лет, но дни мелькают, как шипящие бластерные выстрелы. Холостые заряды – кроме ожидания заняться почти нечем.
Пачки в день уже мало – полторы, реже две, но никогда не меньше, а больше он себе не разрешает – Кеноби подстриг усы короче, но без мундштука, который остался на дне резной шкатулки, в гостиной канцлерской – уже императорской – квартиры, шанс подпалить их достаточно высок, чтобы приходилось оставлять недокуренной почти треть каждой сигареты. Из-за этого в пепельницах, ближе к вечеру, почти не остается места.
Строя предположения о своей грядущей судьбе, бывший магистр вряд ли мог предположить что-нибудь подобное: он надеялся на то, что окончит свой «путь джедая» правильно и, быть может, даже героически, хотя и понимал, что, скорее всего, умрет тихо и незаметно, будь сметь его насильственной или естественной.
В любом случае, речь никогда не шла о маленькой комнатке, пропахшей сигаретным дымом и полной грязных оттенков серого, навевающих мрачные мысли.

То и дело возникающее неприятное тянущее чувство внутри, напоминающее «начальные», слабые спазмы, делает каждый шаг почти болезненным, и разбавляет привычную тревогу беспокойством о ребенке.
Скоро уже придет время обратиться в одну из государственных больниц, чтобы ребенка извлекли – слова ситха о неприкосновенности Оби-Вану приходится принимать на веру: нет возможности проверить, истины они или ложны. Ловушка могла быть спрятана и в правде, да и можно ли с уверенностью сказать, что она была там, а не просто почудилась?
Иногда желание верить в лучшее тоже мучительно.

Имя для сына еще не выбрано, но Оби-Ван уверен, что не станет называть его в честь ученика – Анакин был слишком уж порывистым и вспыльчивым, он не сберег свое сердце: легкая добыча для ситха.
Так много вариантов: можно назвать его и именем Винду, и именем Фисто – а, лучше всего как-нибудь иначе: избежать ненужных ассоциаций и несозвучия с фамилией.
Подобные размышления не подходят мужчине – пусть и беременному – Кеноби предпочитает им прочие, более беспокойные, но не дающие повода для сомнений в себе; избегает всего, что кажется ему пугающим, будь то до неприличия женские мысли о ребенке, или то и дело вспоминающееся «было почти хорошо».
На обещания себе он не разменивается – будущее слишком туманно и запутано, а быть обманутым не хочется – поэтому просто перебирает в памяти все желания, от самых простых и почти что стыдных, которые можно приписать гормональной нестабильности – так хочется найти хорошего любовника, которого будет приятно трахать, и который никогда не станет источником унижений – до непродуманных, снова и снова меняющихся, но не достигающих зрелости, планов по исправлению последствий чудовищных ошибок. Планов свержения императора, которые, должно быть, так и останутся только планами – так не хочется признаваться себе, почему.

Оби-Ван устал от тысячу раз сказанного себе «все было так просто, слишком просто».
Мертвые покинули его, едва он расстался с канцлером – и едва ли дело в том, что теперь он чувствует себя спокойнее. Может быть, именно здесь и таится ловушка.
Ощущения безумия, и прикосновения ледяных рук – это было привычно, почти казалось правильным, а без них страх кажется наигранным и безосновательным, и вызывает тупое раздражение, заставляющее то и дело ударять кулаком в стену, царапая об гегсалит ухоженную кожу.

Вот она, гадкая привычка обманывать себя: после каждого приступа дурноты, когда темнеет в глазах, а у виска снова пробуждается боль, такая острая, будто череп взорвался и осколки вонзились в мозг – в эти моменты Кеноби ждет появления запаха, звука шагов – появления Анакина.
Каждую ночь он надеется на прежние кошмары, которые бы подтвердили стабильность всего происходящего. Но вместо мертвых ему снится Геонозис: желтая «тюрьма», переполненная полумраком, трескучие энергетические оковы; но, вместо графа Дуку, разговор с пленником ведет Палпатин: он говорит – «мне тебя даже жаль. Я слышал, покойный Квай-Гон избегал проявлений нежности в твой адрес – опасался обвинений в ‘дурных наклонностях’»; он спрашивает – «это было стыдно – влюбиться в ученика?».
Он спрашивает – «ты скучаешь по мне, мой милый?»
Во сне нет нужды отвечать, и это – благословление, потому, что некоторые ответы уже позабыты, а другие давать стыдно.
Когда ситх протягивает руку, чтобы дотронуться до пояса Оби-Вана, тот просыпается – не как от кошмара, нет: спокойно. Спина чуть ноет, и он притягивает сигаретную пачку и зажигалку.
Пепел он вытряхивает из ладони уже после того, как раздавит длинный окурок – а порой и два – о дно пепельницы, стоящей на стуле.

* * *

– Все по-прежнему: Кеноби живет у своего приятеля Джеттстера. Похоже, он Вам поверил, и не собирается прятаться слишком уж тщательно, – Даннан чуть коверкает слова: сделанные для эвакуации гноя надрезы снова раскрылись, и кажется, что кровь сочится прямо из-под металлической пластины на лице. Вся правая сторона лица парализована обезболивающим. При разговоре края надрезов чуть расходятся, как маленькие темные губы – это похоже на призыв их сшить.
Возможно, если они не затянутся в ближайшее время, так и стоит поступить.
– Не думаю, что он станет изменять мне с бесалиском, верно? – Сидиус едва заметно улыбается, и подносит руку к лицу ученика.
Младший ситх равнодушно дергает плечом:
– Мы оставим его в живых?
– Конечно. Ты все еще думаешь, что я могу изменить свои планы?
Живой глаз Даннана – чудесного цвета: бархатистого, чуть коричневатого черного, оттенком теплее «мустафарской жженой кости», но светлее «набуянского агата». Когда радужка прокрашивается оранжевым – чуть темнее, чем «утапауанский сернисто-желтый» – возникает соблазн изменить привычкам, и воспользоваться именно этим, «ситховским» цветом.
Впереди еще достаточно много времени, чтобы можно было определиться с протезами – металл чересчур тяжел для чучела: возможно, стоит заменить его более легким – это красивее, или пластиком, что практичнее.

– У тебя есть причины сомневаться в моих словах? – Сидиус дотрагивается до виска ученика. Темно-зеленая ткань перчатки – плотная и гладкая. – Ты же видел его, он не сможет сражаться.
– Он сам – нет, – от прикосновения учителя лицо, кажется, немеет еще сильнее, – но у него может появиться новый ученик. – Немного помолчав, Даннан добавляет: – даже если мы будет контролировать количество детей, способных на то, чтобы стать джедаями, он ведь может родить себе… падавана. Постоянная слежка куда сложнее убийства.
В ответ – смешок, или, быть может, сдавленное хмыканье:
– Можешь не волноваться. Я позаботился о том, чтобы у него больше не было детей. Любой, хоть что-нибудь смыслящий в таких вещах дроид, вырежет все, что необходимо для подобного воспроизводства.
– А то, что Вы сделали…
– Не повредит ли это твоему будущему ученику? Конечно, нет.
Под пальцами императора ощущается едва заметное покалывание.
– Надеюсь, ты сможешь позаботиться о нем?
В ответ кивок, и улыбка – точная копия учительской:
– Я уже выбрал подходящий сиротский приют. Ребенка заберут сразу после рождения, полагаю, так будет легче.
– Хорошо.
«А, все же, почему нет? – ведь Вы его не любите» – Даннан так и не спрашивает. Ему вовсе не хочется слышать ответ: правда будет сказана, или ложь, в любом случае – «почему ты считаешь, что я его не люблю?».
Порой так просто просчитать возможные варианты.

А Сидиус гладит его по щеке, восхищаясь наивностью, которая так присуща всем – пусть и бывшим – джедаям. Вера в свое будущее единовластие, кажется, столь очевидна, что ее заметил бы и простой человек. Даннан недоверчив, но, все же, уязвим – способный сомневаться во всем, он доверяет лишь своей памяти, должно быть, и не догадываясь, какими податливыми бывают воспоминания, как легко их перекроить. Как легко можно изменить эту неосознанную ревность, превратить ее в инструмент контроля.
Только дураки думают, что они неуязвимы.


XIII. Эпилог.

– Я и предположить не мог, что к тебе так просто можно явиться на прием, – говорит Оби-Ван. Мысленно он монотонно произносит обычные упреки и оскорбления в свой адрес: от почти сочувственного «все-таки не выдержал», до граничащего с обвинением «как ты жалок».
– Тебе – легко, – равнодушно говорит император. Затем, переведя взгляд на двух гвардейцев, стоящих у входа, коротко приказывает: – выйдите.
Непонимающе переглянувшись, стражники уходят быстрым шагом, и дверь закрывается за ними – почти бесшумно.
– Знаешь, последние два месяца я боялся, что ты так и не придешь, – Палпатин встает с кресла, поправляя перчатки – бордовые, с мелкой вышивкой черным бисером. – У тебя все хорошо? как там наш мальчик?
Последний вопрос заставляет Кеноби не-сделать первый шаг вперед, не-сказать того, что собирался.
– Почему ты молчишь? – обогнув стол, ситх оказывается почти неприятно близко. – Что-то случилось?

Это – последняя попытка сделать свой мир «правильным», отбросив гордость, честь и убеждения. Дело в том, что Палпатин – последний, кому Оби-Ван хотя бы может быть нужен; а, кроме того – он просто последнее, что осталось от «прежней жизни».
Звучит просто, но на самом деле – больно и обидно было давить свою гордость ради надежды, но, в сущности, это было не в первый раз. В конце концов, джедай обязан ценить любую жизнь, даже свою собственную, и было бы большим грехом повергать себя в пучину отчаянья, когда шанс выжить все-таки есть. К тому же, терять уже нечего, речь не идет даже о чести. Эти убеждения срабатывают безотказно.

– Что произошло?
Едва Кеноби размыкает губы, все, что он мог бы сейчас сказать – от «я тебя ненавижу» до «где мой сын?» – сливается в один негромкий и отрывистый, жалобный звук, нечто среднее между всхлипом и вскриком.
Признание собственной слабости. «Беспомощности, беззащитности» – говорит внутренний голос. Недоломанная гордость не позволяет открыться хотя бы и самому себе, честно взглянуть на причины.
Оби-Ван кладет руку императору на грудь, и тот, не улыбаясь, обнимает его.
Вздохнув с облегчением, бывший джедай утыкается лицом ситху в шею, даже не задумываясь о том, как, должно быть, по-женски откровенно, это выглядит – мир обретает привычные оттенки.

Палпатин с любопытством ощупывает тело любовника – тот, вопреки известному предрассудку, совсем не раздался в бедрах, хотя прежняя – скорее даже худоба, чем стройность – исчезла почти бесследно. Волосы, отпущенные еще чуть длиннее, собраны в маленький – довольно забавный – хвостик, напоминающий падаванский.
Можно приписать эту – незначительную, но приятную – победу удаче, или прекрасно приведенному в исполнение плану.

Оби-Ван не уверен, что знает, когда ложь, повторенная много раз, стала правдой, но это не так уж и важно. Он чувствует чудовищную обезоруживающую нежность Палпатина – и свое безумие: оно совсем рядом, еще не явное, но осязаемое. Это – конец пустоты и неправильности бытия.
«Джедай не должен обманывать себя».
«Джедай не должен позволять ситху собой манипулировать».
– Я так по тебе скучал.
Кеноби проглатывает свое «ядействительнолюблютебя», и кивает, толком не понимая, с чем соглашается. Ему кажется, что он уже слышит шаги Анакина за спиной, и не пытается вырваться из объятий или обернутся.

Может быть, все будет хорошо.

Fin.

 Отправлено: 26.02.07 23:19. Заголовок: Re:

A./N.:
1) "«а каково это?» – «представь, что у тебя вдруг начали расти еще четыре руки»" - смысл "полушутки" заключается в том, что у бесалисков-мужчин четыре руки, у женщин - восем (реже - шесть).
2) Манипуляции с памятью Тремейна - фаноническое объясение различий между показаниями, данными им повстанцам и подлинной биографией.

Очень прошу, всех "осиливших" данный фанфик, оставить отзыв. Ибо мне, честное слово, ОЧЕНЬ интересно любое мнение.

 Отправлено: 27.02.07 23:36. Заголовок: Re:

Чтож, все закончилось, может быть даже хорошо. :) И почти ожидаемо, хотя я до последнего момента надеялась, что ты все ж таки сделаешь другую концовку. Для меня лучшем хэпиэндом в данном случае была бы смерть персонажа, чем такой сломленный, с искареженной психикой и даже ребенка потерявший Оби-Ван.
Но зато Палпатин хорош. Красавец. Манипулятор просто превосходный, и даже если понимаешь, что что-то нето,сделать все равно ничего не в состоянии.
Сехмет пишет:

цитата:

Живой глаз Даннана – чудесного цвета: бархатистого, чуть коричневатого черного, оттенком теплее «мустафарской жженой кости», но светлее «набуянского агата». Когда радужка прокрашивается оранжевым – чуть темнее, чем «утапауанский сернисто-желтый» – возникает соблазн изменить привычкам, и воспользоваться именно этим, «ситховским» цветом.

А ещё он художник, импрессионист. Такой знаток цветов. Он что, все свои чутела сам любовно делает?

В общем и целом мне понравилось. Отдельное спасибо за оригинальность пейринга. И несмотря на то, что сама я предпочитаю несколько другие, язык у меня не повернется сказать, что какой-либо пейринг не имеет право на существование, если он так хорошо описан. А то что осталась некоторая недосазанность- во всяком случае мне так показалось- так от этого только интересней.

 Отправлено: 28.02.07 00:56. Заголовок: Re:

цитата:

я до последнего момента надеялась, что ты все ж таки сделаешь другую концовку.

Давным-давно, когда этот фанфик должен был быть в два раза короче, в нем не было Тремейна, а Оби-Ван не курил, зато Йода выживал и Шьямалан был обкраден куда жестче, планировалось сделать действительно другой финал. Пока у меня не попросили хэппи-энда, я даже пыталась его сюда приладить.
Но там все кончилось еще хуже.

цитата:

Для меня лучшем хэпиэндом в данном случае была бы смерть персонажа, чем такой сломленный, с искареженной психикой и даже ребенка потерявший Оби-Ван.

Так и знала, что кто-нибудь это скажет)
В оправдание свое могу заметить, что, в сущности, все не так уж и плохо - во всяком случае, Оби-Ван остался с тем, кто его любит и не даст в обиду.

цитата:

Но зато Палпатин хорош. Красавец. Манипулятор просто превосходный, и даже если понимаешь, что что-то нето,сделать все равно ничего не в состоянии.

Спасибо. Образ обаятельного - и сексуального, в *правильном смысле* - маньяка, именно то, что мне хотелось создать. Нечто среднее между Ганнибалом Лектером и Жилем де Ре.

цитата:

А ещё он художник, импрессионист. Такой знаток цветов. Он что, все свои чутела сам любовно делает?

А почему бы и нет? Я читала советские и немецкие переводные довоенные брошюрки на эту тему - местами написано, по-моему, с подлинным удовольствием и, не столько "смаком" сколько любованием. Например:
"Животное кладется на спинку, головую к левой руке, хвостом к правой, смоченными слегка пальцами делается ровный "пробор" в шерсти от середины груди и до заднепроходного отверстия и острым скальпелем производят взрез по линии "пробора", стараясь чтобы не была прорезана полость живота, во избежание вываливания внутренностей. Затем начинают при помощи пинцета, или же просто пальцами, помогая себе скальпелем и его черенком, отделение шкурки от мяса".
И т.д.. Лично мне видится в подобных текстах некая смесь восхищения художника с грязной жестокостью маньяка.
По-моему, не знаю, что там с каноническим образом, но к тому, что используется в этом фанфике, подобные настроения подходят, имхо, идеально.

цитата:

Отдельное спасибо за оригинальность пейринга.

Пожалуйста) Как я уже говорила, пейринг очень логичный, но стррррашно всеми нелюбимый.

цитата:

А то что осталась некоторая недосазанность- во всяком случае мне так показалось- так от этого только интересней.

Доведи я все до логического завершения, было бы очень, очень грустно всем, даже мне.

 Отправлено: 01.03.07 00:16. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Пока у меня не попросили хэппи-энда, я даже пыталась его сюда приладить. Но там все кончилось еще хуже.

Ну, для кого-то ничего не может быть хуже смерти. А для кого-то смерть - освобождения. Во вском случае таковой она должна быть для джейдая. Он же в конце концов воссоединяется со своей любимой силой.
Сехмет пишет:

цитата:

что, в сущности, все не так уж и плохо - во всяком случае, Оби-Ван остался с тем, кто его любит и не даст в обиду.

Насколько все плохо зависит от точки зрения на джейдаев вобще и Оби-Вана в частности. Но в том, что Палпатин его по-воему любит я к концу не сомневалась. Слишком много он всего провернул, чтобы Оби-Ван в конце концов к нему вcеж таки вернулся. На людей, которые тебе безразличны так не размениваются. Можно было бы подумать, что оставляя его в живых Палпатин ещё на какую-то выгоду расчитывает. Но как ни крути, никакой пользы от Оби-Вана в данном случае, кроме согревания императорской постели я углядеть не могу.

Сехмет пишет:

цитата:

А почему бы и нет?

да я и не возражаю. Просто возникло ощущения, значит правильно возникло.

Сехмет пишет:

цитата:

Как я уже говорила, пейринг очень логичный,

Логичным он для тебя является потому, что ты берешь образы(типы, характеры) в отрыве от происходящих событий. Я ничего не имею против АУ. Наоборот, некоторые пейринги считаю возможным только в этом жанре. Поскольку изобразить данный пейринг вырванным местом из канона не получится, я думаю. В отличие от многих других пейрингов, как популярных, так и не очень.

Сехмет пишет:

цитата:

но стррррашно всеми нелюбимый.

Нелюбимый, я думаю опять же потому, что невооруженным глазом незаметен. Если не рассматривать характеры отдельно от повествования и не тосовать их друг с другом, то ни фильмы, ни даже книги к этому пейрингу не подводят и намеков на него не оставляют.

 Отправлено: 01.03.07 00:54. Заголовок: Re:

цитата:

Ну, для кого-то ничего не может быть хуже смерти. А для кого-то смерть - освобождения. Во вском случае таковой она должна быть для джейдая. Он же в конце концов воссоединяется со своей любимой силой.

Посмертно, как мы видим на примере Квай-Гона, джедай, прежде, чем раствориться в Силе, перемещается в некое тонкое оккультное пространство, населенное и прочими душами. Так что, чисто теоретически, про добавлении в повествование достаточной доли лавкрафтианской трактовки оккультного, сделав соотвествующие выводы из финала шестого эпизода, можно предположить, что после смерти форсъюзер еще некотороые время живет в этом самом пространстве, окруженный форсъюзерами, с коими был знаком при жизни. Причем, по комиксам про Новый Орден, мы знаем, что хотя эти "призраки" лишены возможности нести физические увечья, они способны испытывать боль. И мыслить, кстати, тоже.
Все прямо по Данте.

цитата:

Но как ни крути, никакой пользы от Оби-Вана в данном случае, кроме согревания императорской постели я углядеть не могу.

Да, несомненно, это практически единственная его функция, и утратив к нему интерес - если [когда] этому суждено случиться - Сидиус, разумеется, последует уговорам ученика и избавится от последнего джедая.
Но не будем "про грустное говорить" (с).

цитата:

Нелюбимый, я думаю опять же потому, что невооруженным глазом незаметен. Если не рассматривать характеры отдельно от повествования и не тосовать их друг с другом, то ни фильмы, ни даже книги к этому пейрингу не подводят и намеков на него не оставляют.

Со снарри абсолютно та же история, однако в слэше по ГП он держит уверенную вторую позицию.
И, хорошо, если брать абсолютно тот же модус связей - с дракороном та же история. И все-таки его пишут и рисуют, а вот на пейринг, коему посвящен данный фанфик, я никогда и ничего не видела.